Отнимает время – чтобы не надо было думать, не надо было проживать жизнь. Они-то знают. Сейчас они с озадаченными лицами наблюдают, как инспектор уходит. Но как им помочь своей подруге, когда они сами – узники этой же ловушки? Это тайна, которую так, с ходу не раскроешь.

– Значит, Комиссия пользуется помощью какого-то психа.

– Да пошел ты!

– Не за что.

Затем, когда Матт и Джефф уже собираются объявить наступление ночи и отправиться в свою капсулу, влетает Амелия Блэк и хватает их за руки:

– Ну же, ребята, идемте танцевать.

– Ну уж нет!

– Вот еще! Я хочу послушать эту группу, и мне нужна компания. Мне необходимо, чтобы меня сопровождали.

– А ты не можешь нанять себе сопровождающих? – раздраженно спрашивает Джефф.

Амелия притворяется, будто оскорбилась.

– Я бы попросила быть повежливее! – отвечает она. – Ну пожалуйста!

По сути, они не могут ей отказать. Во-первых, она гораздо сильнее их, вместе взятых, не только физически, но и по волевым качествам. Чего Лола хочет, то и получает, – плюс один в копилку нью-йоркских историй. И они несутся за Амелией, взяв ее с обеих сторон под руки. Спустились вниз в эллинг, затем на лед, покрывавший бачино. И вот они на Мэдисон, среди остальных гуляющих, которые прижимаются к зданиям, оставляя середину каналов тем, кто катается на коньках, а таковых сейчас немало. На авеню горит яркий свет, но улицы погружены во тьму. Амелия заставляет Матта и Джеффа подняться на несколько кварталов, а потом сворачивает вправо на 33-й. Людей здесь немного. Магазины на уровне канала закрыты, жилых квартир – по три-четыре этажа. Стоит тихая ночь. Амелия ведет их к двери, они спускаются по лестнице, поворачивают и спускаются еще, вниз и вниз, в подводную забегаловку. В двери с надписью «Меззроуз» открывается глазок, и Амелия ставит лицо так, чтобы его было видно. Дверь тут же открывается, и они заходят внутрь.

Длинная барная стойка, рядом с которой едва хватает места, чтобы пройти мимо людей, сидящих на стульях или стоящих, прижавшись к стойке животами. Бармены разливают напитки не покладая рук. Стоит однородный гулкий шум – посетители разговаривают, звенят бокалами. Протискиваясь позади людей вдоль стойки, Амелия проводит парней в подсобку, где есть еще одна дверь и кассир, который берет плату за вход. Амелия показывает ему свой браслет, и всех троих пропускают внутрь.

Маленькое помещение почти пусто. Жестяной потолок из квадратных панелей выкрашен кроваво-красным. В дальнем конце комнаты музыканты лениво готовятся к выступлению – настраивают гитары, на пробу дергают струны, переговариваются между собой по-французски. Половина из них – темнокожие африканцы, половина – белые, но очевидно, что все неместные. Спустя некоторое время гитаристы устраиваются на складных стульях, расставленных вдоль дальней стены, и начинают играть какой-то западноафриканский поп, быстрый и затейливый. Двое гитаристов, басист и барабанщик играют резво, но тихо. Барабанщик в основном пользуется только одной тарелкой, двое гитаристов играют в разных тонах – один чисто и резко, второй менее четко. Каждый играет свою мелодию, одна накладывается на другую, их дополняет бас. Затем вступает труба, и воцаряется гармония. Мужчина и женщина начинают петь на каком-то языке, не французском и не английском: сложные выкрики, затем протяжные вопли, чудесным образом подчеркнутые горнами.