– Все, что я захочу, – напомнила ему Мария. – Ваша жена не станет этого отрицать. Я спасла девочку от смерти, и ее жизнь теперь принадлежит мне. Пошлите ее в мой дом.

– Она наша дочь, – сказал священник, шокированный подобным поворотом разговора. – Я могу добиться вашего ареста. – Посмотрев в серые глаза Марии Оуэнс, он убедился, что она не испугалась. – Мои слова не просто угроза.

– Вы многое можете сделать. И все же, я надеюсь, вы поговорите с доктором Ван дер Бергом. И я хотела бы поехать вместе с ним в Бостон. Думаю, он не станет возражать.

* * *

Мария пошла домой и собрала все необходимое. Джек Финни присмотрит за хозяйством, скорее всего, ее долго не будет, а может случиться, что она и вовсе не вернется. Мария побросала одежду в небольшую сумку, дорожный сундук заполнила лекарственными травами, черенками и луковицами растений, завернутыми в коричневую бумагу. Самой ценной вещью был ее гримуар, который она положила в дамскую сумочку. Мария пошла в комнату Фэйт и собрала для нее немного одежды, а потом, очутившись под властью эмоций, присела на ее постель. Женщина взяла в руки куклу, которую Самуэль Диас изготовил на борту «Королевы Эстер», когда ему казалось, что он умрет, хотя Мария поклялась, что этого не случится.

«Ты веришь мне?» – однажды спросила она.

«А должен?» – ответил он.

Мария взяла куклу с собой, и, когда засовывала в сумку, ткань порвалась. Игрушка была из прочной парусины, но наспех сшитая и грубо сделанная. Самуэль Диас просил Марию не терять ее, и она хранила куклу тринадцать лет. Тогда ей было шестнадцать, а теперь почти тридцать. Когда кукла развалилась в ее руках, Мария расплакалась. Она не должна была давать волю чувствам, но Самуэль Диас снова и снова заставлял ее лить слезы. Возможно, она унаследовала эту черту у отца-актера, который умел плакать по ходу действия пьесы. Слезы Марии были горячими, они прожигали парусину насквозь. Кукла распалась на две части; внутри оказался маленький синий мешочек с вышитыми на нем буквами «СД». Вытряхнув содержимое, Мария обнаружила, что держит в руке семь небольших бриллиантов.

Именно это она увидела в черном зеркале еще девочкой – человека, которого ей было суждено полюбить: он говорил, не переставая, не боялся любить ведьму, искал дерево с белыми цветками, такое древнее, что оно росло на земле еще до того, как на ней появились пчелы, человека, чье кольцо она носила, в чьей постели спала и который всегда был ее единственным, чего она имела глупость не понять.

* * *

Дом на Мейден-лейн был закрыт ставнями, двери заперты на ключ, сад не возделан. Мария надела бледно-синее платье и красные башмаки, уложила темные волосы, скрепив их двумя принадлежавшими ее матери серебряными заколками, еще сильнее потемневшими с годами. Женщине не пристало быть секретарем, поэтому, прибыв в дом губернатора, они говорили всем, что она служанка доктора. Письмо, написанное Марией Оуэнс, произвело на Ван дер Берга сильное впечатление, и он поставил под ним свою подпись с завитушками. Он полагал, что Мария – выдающаяся личность как по своей образованности, так и по умению подойти к людям. Все в ней его привлекало.