Доктор Йост Ван дер Берг был так любезен, что нанял для Марии экипаж до Салема. Губернатор Фиппс изменил порядок обвинения женщин в колдовстве, а к октябрю судебные процессы ведьм полностью запретили. Добившись этого успеха, Ван дер Берг предложил Марии должность своего личного секретаря; она ответила вежливым отказом, но согласилась с идеей найти ей адвоката. На пути из Бостона экипаж сделал остановку, и человек по имени Бенджамин Харди составил доверенность и завещание. Мария загорелась мыслью построить большой дом в Салеме, который нельзя продать: он должен был оставаться во владении ее семьи. Такая доверенность гарантировала бы женщинам рода Оуэнс собственное жилище.
Мария не посещала округ Эссекс с той ночи, как уехала с Самуэлем в Нью-Йорк. Впервые она увидела эти зеленые поля и болотистые земли у Северной реки совсем юной, ей было всего семнадцать. Экипаж остановился у дома на Вашингтон-стрит. Раньше Мария видела в своем черном зеркале Фэйт на дорожке, ведшей к двери этого дома. Теперь дорожка была пуста и завалена опавшими листьями. Поблагодарив кучера, Мария пошла к дому. Услышав стук в дверь, Руфь сразу поняла, кто пришел. Она ощутила дрожь где-то внутри, как в юности, когда шериф объявил, что ее родителей выслали.
Женщины сразу узнали друг друга, словно с тех пор, как Марию в дерюге, со срезанными волосами, провезли на казнь, прошло всего несколько дней. По правде говоря, Руфь тогда вообразила, что побежит за ней, но осталась стоять у калитки.
– Все, что мне нужно, – это моя дочь, – сказала Мария.
Руфь понимала материнскую любовь и тревогу.
– Я догадалась, что она дочь Джона, уж больно на него похожа. Но сейчас девочки здесь нет: Джон прогнал ее.
Хаторн наказал Руфь за то, что жена взяла Фэйт в служанки без его ведома. И вот к чему это привело: он по-прежнему выкашливал маленькие кусочки птичьих костей. Руфи он велел стоять на коленях и часами читать фрагменты Священного Писания, не давая отдохнуть и даже сделать глоток воды.
Мария слышала глухой стук сердца Руфи. Ей было не позавидовать.
– Скажи, куда она ушла.
– Если бы знала – сказала, уж поверь.
– Джон понял, кто она на самом деле?
Чай, вызывающий откровенность, который Фэйт приготовила Хаторну, еще действовал, и он признался жене, что девочка – его плоть и кровь.
– Да. И счел ее умной. – Джон ничего такого не говорил, но Руфь догадалась об этом по тому, как он смотрел на девочку всякий раз, когда та ему противоречила. – Теперь я вижу, что она очень похожа на тебя.
– Она причинила ему вред? – спросила Мария.