От выпитой кружки мутило голову. Бежала зябкая дрожь по спине.

— А зачем вы покупаете железу?..

— Ее пересадят богатому старичку…

С голоду выпитое совсем развезло голову, в мозгу шелестело: тысяча крон… тысяча крон…

— Больно это, когда их вырезывают?..

— Чепуха! Маленькая операция. Вы молодой парень. Подписывайте контракт, вот здесь.

Тысяча крон — это счастье, квартира, сытость… Берта… Ради Берты… Август уткнулся в бумагу, ничего не понимая. Буквы были пьяны… Над самым ухом уже холодный и строгий голос произнес:

— Идемте… Операция в семь часов утра…

* * *

Готовились два операционных стола. У окна в стеклянном шкафу весеннее солнце грело сталь инструментов.

Был день — и не стало дня: его затянули шторами. Операционные столы были готовы. На одном лежал Август, на другом — старый, сморщенный господин Кроль.

Август слышал звук перемываемых инструментов. Он зажал изо всех сил глаза, не то от яркого света лампы, не то боясь взглянуть на того, кто лежал, тяжело дыша, рядом и что-то шептал врачам.

Когда руки в белом халате надвинули маску с хлороформом, Август слышал, как где-то далеко за шторами, отрезавшими день, пел голос:

И сжал зубы, чтобы не закричать, но врач глухо добавил:

— Считайте, считайте.

— Раз… два… три… четыре… пять…

* * *

Август расстался с пушистым халатом, со снежным бельем, и ему протянули сверток его вещей. Пиджак был измят и от него пахло нищетой и ночлежками.

Одевшись, Август устало сел на скамью. От слабости кружилась голова. Окружающие вещи, мелькавшие сиделки казались какими-то выцветшими, блеклыми. Сестра в накрахмаленном халате всунула ему в руку карточку: «Спуститесь вниз в кассу». Пол, лестница были вылощены и от солнца сверкали, больно резали глаза, тошнило от запаха лекарств. Август просунул карточку в окошко, в котором виднелся клинок белой бородки.

— Мне надо получить тысячу крон.