— Стой! Товарищи, не отступать! Ни шагу назад! Первый залп по голодному походу поднимет весь город…

Вдалеке от дороги понуро стояли малодушные и слушали крик с холма. Жара плавила шоссе. Под деревом, забравшись в тень, две девушки стянули рубаху со знаменщика и, весело подшучивая над ним, зашивали дыры на рубахе. Знаменщик застенчиво закрывал голую волосатую грудь. У ручья пили воду. Над водой мать любовалась вымытым ребенком. Не беда, что у ребенка торчали ребра.

Штаб похода совещался. По холму с палкой заковылял старик. Добравшись до вершины, он поднял палку и скомандовал по бесконечным пыльным рядам:

— Инвалиды, старики! Идем в первую колонну. Старики, идем? Жить все равно мало осталось!

И, словно принимая парад, старик на холме поднял воинственно свою палку:

— Верно, безногий, идем! Идем, поковыляем. Нам ли бояться пуль?.. Видели, когда теряли еще ноги.

Торжественно стекались калеки и старики…

Кое-кто топорщил седой ус и старался молодецки выпрямить старческую спину. Ряды худых плеч смыкались. Из поля в строй вернулись колебавшиеся. Бежал и знаменщик в заплатанной рубахе. Там, в двух километрах на север, тоже раздавалась команда. Трубили горнисты. Боевыми цепями кололись квадраты войск. Расставляли пулеметы. Звенели вставляемые обоймы. Стояли готовые к бою шеренги рейхсвера — и ждали.

Шел голодный поход.

Впереди парадом человеческих обрубков шли герои войны, ползли тачки безногих в пыли, в качании «железных крестов». Шли слепые в черных очках. Равномерно под марш ковыляли костыли. Руки колодками толкали тележку. Шли, щупая палками камни, слепые. Подергивались контуженные. Шли, словно помолодевшие старики.

Дороги мира видели полчища сарацин в вихрях бурнусов, сверкающие потоки крестоносцев и орды Чингис хана, и реки гуннов, и разбитые полки Наполеона, — но такой армии дороги мира еще не видели.

Шли голодные взводы, полки, дивизии… Такой армии дороги мира еще не видели.

Армия голода шла в жару, и уже темнело грозовое небо. Армия голода шла в удушье. Лохмотья, впавшие глаза, щеки, груди, костлявые спины. Пыль, серая пыль. И молчание. Шли голодные взводы, полки, дивизии. Шли, готовые на все. Шли люди, которым нечего терять, ибо нет у них ничего. От этой армии в облаках пыли несся ужас. Этот ужас ударил в глаза солдатских рядов. И, когда стоявшие цепи привычно направили дула, безногий поднял колодку и крикнул:

— Целься, мы видели на своем веку дула!

И швырнул в морду офицера запыленную колодку. Офицер разодрался криком: