– Верно. Я сейчас.

Он встряхивает руками, чтобы успокоиться, и, напустив на себя привычную беззаботность, неторопливо возвращается в комнату. Я отступаю чуть в сторону, чтобы не попасться на глаза Жюли, и наблюдаю за ним.

Марсель медленно подходит к стене с полками.

– Что ты делаешь? – рычит Жюли.

– Хочу перекусить, или на это нужно твое разрешение?

Повернувшись спиной к сестре, Марсель берет мешок из грубой ткани и, продолжая свой путь вдоль стены, начинает в нем рыться. Но внезапно его скручивает приступ кашля. Прижавшись плечом к полкам, он тянется к выступу из известняка. Видимо, в нем есть углубление, потому пальцы Марселя скрываются на мгновение, а затем он быстро опускает в мешок что-то тонкое и белое. Выпрямившись, он стучит кулаком по груди.

– Ты голодна? – Он вытаскивает из мешка ломоть хлеба.

– Не настолько, чтобы грызть этот покрытый плесенью камень. – Голос Жюли дрожит, будто она замерзла, хотя в катакомбах тепло, а она завернута в одеяло.

– Отличное сравнение. – Марсель бросает хлеб обратно в мешок и выходит с ним из комнаты.

Мы спешно отходим от двери на несколько шагов. Он вынимает из мешка флейту, и мое сердце пускается вскачь. Я тянусь к ней, но Марсель прижимает ее к груди.

– Ты должна сдержать свое обещание и никогда не возвращаться за Бастьеном, – шепчет Марсель. – Для нас с Жюли он наш лучший друг. И мы не хотим, чтобы он пострадал.

«Или умер», – судя по мрачному взгляду Марселя, едва не добавил он.

– Сдержу, – отвечаю я, чувствуя, как сводит живот. – Ты скажешь ему, что я знаю, как он любит Жюли, и… – Мой голос срывается. – Что желаю ему всего самого лучшего?

Марсель непонимающе смотрит на меня.

– Что?

– Ну, ты же видел их сегодня вечером.

– Ну, да… Вернее, Бастьен всегда заботился о Жюли, но ты его родственная душа.

У меня дрожит подбородок.

– Это не означает, что у него не могло возникнуть более сильной привязанности.