– Но…

– Бастьен окажется в большей безопасности с Жюли, Марсель. И ты это знаешь. Обещай, что продолжишь искать способ разорвать связь наших душ.

Его плечи опускаются.

– Обещаю. – Он нежно сжимает мою руку. – Я тебе тоже желаю всего самого наилучшего, – говорит он с тяжелым вздохом и скользит взглядом к флейте. – О. – Его лицо проясняется. – Забыл тебе кое-что сказать. Помнишь, я говорил про мост… ну, тот, что под шахтами?

Я с любопытством киваю.

Он переворачивает костяную флейту и указывает на символ моста над землей.

– На нем было изображено это.

40. Сабина

40. Сабина

Полная луна освещает внутренний двор Шато Кре. Примерно с десяток Леурресс все еще не спят и беседуют в разных углах открытой пещеры. Они шепчутся о Скованных, которые крадут Огонь живых и с каждым днем становятся все сильнее. И спорят о том, что еще могут сделать до следующего новолуния.

Мориль улыбается при виде меня, когда я прохожу мимо.

– Добрый вечер, Сабина.

Другие Леуррессы тоже замечают меня. После встречи с Одивой в лощине я уже дважды возвращалась домой, чтобы успокоить ее бдительность. Большинство Леурресс склоняют головы, признавая меня наследницей matrone. Но есть и те, кто хмурится и скрещивает руки на груди. А Айла, соперничавшая с Аилессой с детства, бросает на меня взгляд, способный заморозить море Нивоус.

Но в ответ я пронзаю ее не менее холодным взглядом. «Думаешь, я этого жажду?» – хочется мне сказать. Может, Айла и завидует, но ей следовало просто быть добрее. Меня выбрали лишь потому, что я лучшая подруга Аилессы, самая близкая ей Леурресса. По крайней мере, именно так это преподнесла Одива.

Я спешу в туннель, ведущий к развалинам западной части замка, где находится единственная жилая комната – спальня Одивы. Я взбегаю вверх по винтовой лестнице, достаю из кармана костяную флейту и повторяю про себя заготовленную заранее речь.

Простите, matrone. Я думала, вы обрадуетесь флейте. Мне хотелось сделать вам особый подарок. Вы же моя мать.

Надеюсь, эти слова смягчат ее гнев. Ведь она хотела убить золотого шакала своими руками. Вдобавок я солгала ей о своей новой кости благодати. Но, думаю, она быстро сообразит, что она не из кости черного волка.

Я невольно замедляю шаги, приближаясь к комнате на вершине разрушающейся башни. Изнутри доносится шепот, словно Одива молится. И мне не следует ее беспокоить. Мне потребовалась вся моя смелость, чтобы прийти в ее комнату, ведь я даже не знаю свою мать. Она всегда держалась особняком от famille и не помогает в повседневных делах. И даже говорит с нами лишь по необходимости. Честно говоря, я вообще не уверена, что хочу узнать ее лучше. Вся моя жизнь оказалась ложью из-за того выбора, что она сделала. Но это не останавливает меня от того, чтобы тихо подкрасться к двери. Интересно, как ведет себя Одива, когда остается одна? Может, в такие моменты она сбрасывает маску холодности и становится совершенно другой. Такой, кого мне захочется узнать поближе.