В другой части Перекрестка, где почти никого не было, расположился шатёр механистов. Вокруг него стояли не оживленные пока охранные и стражие машины, а сами механисты, ощущая себя в чужой тарелке, шатались туда-сюда и скучно наливались пивом. В сторонке новый глава гильдии Годомар Рукатый о чем-то беседовал с Палбром Босоногом и лекарем Жижилем, и разговор у них был оживленный, со спорами, выпучиванием глаз, маханием руками и стучанием себя в грудь.
В каждой харчевне, в каждом шатре, на каждом углу и у каждой скамейки говорили о золотом драконе, и несть числа было гномам, которые желали бы снова хоть издалека посмотреть на это поразительное создание. Но Илидор в это время был далеко от шумного и праздничного Перекрестка – на бульваре Чистого квартала, в виду лавопадов, и во всем квартале не было сейчас больше никого, кроме самого золотого дракона и эльфа, на которого он орал, а тот в ответ орал на него.
– Да ты же сам тогда сказал, что Даарнейриа – шпионка! – надрывался дракон, взмахивая кулаком, и едва зажившая глубокая царапина на его щеке наливалась краснотой. – Ты сказал, эльфы узнали, что меня не держит Слово, а ты пришел, чтобы…
– Илидор, ты идиот! – Тощий эльф с сине-зелеными глазами сидел с ногами на скамейке, подавшись вперед, и подпрыгивал прямо так, сидя, и орал, и мотал головой, и выглядел так, словно его в следующий миг хватит удар. – Ты просто бесконечно тупой идиот! Я сказал, что Даарнейриа – шпионка! Всё! Остальное ты сам додумал, не дослушал меня, задурил мне голову и побежал из Донкернаса, выпучивая глаза и чудом не обосравшись!
– А камень, который жахнул мне под крыло? – не унимался Илидор и нарезал круги вокруг второй скамейки. Одно крыло плаща, еще помнящее про лавовый ожог, держалось на отлёте. – Это же ты запустил тот булыжник! Ты был ближе всех к камнемётам, ты один мог понять, что мой бросок на восток – ложный, что я поверну на север, так что не рассказывай мне теперь, будто…
– Да-а, это был отличный бросок, такой меткий, такой мощный! – Йеруш хлопнул себя ладонью по ляжке и беззвучно рассмеялся, глаза у него стали совершенно безумными, длинные пальцы задергались, словно вонзаясь во что-то, он подался вперед. – Я был зол! Я был готов был тебя убить, придурок! – рявкнул он и скатился-вскочил со скамьи, взлохматил свои волосы и, взъерошенный, стал похож на бешеную птицу, – я