Глава 19 Ибо зовусь я львом

Глава 19

Ибо зовусь я львом

— Оно ведь как, твоё сиятельство, раньше было? — продолжал друг Олафа тавернщик. — Ещё до императоров. Были города, и каждый житель города имел копьё, щит и доспех, и когда война — выходил защищать город. И когда надо было вопросы порешать — собирались эти жители в одеоне, и решали. Кто имеет копьё — тот и решает, остальные как собаки: в городе жили, но права говорить не имели, только тявкать.

Сильная аналогия! Надо зарубить себе — потом если что блесну интеллектом. Говорить могут те, чьи слова имеют вес. Остальные — будто тявкают.

Я был вынужден слушать лекцию по истории античности в исполнении трёх бывших крестьян, произведённых моими отцом и дедом в благородное сословие, и кивать, даже движением брови не выдав улыбку. Было весело, но хотелось посмотреть экспериментально, что знают местные о былых временах? Начнёшь спрашивать — хрен ответят вот также, сочно и с подробностями. Зачем, это ж «общеизвестно»? И плевать, что для них самих мог куда более развёрнутую лекцию провести — надо было сидеть, цедить вино из кубка и сопеть в тряпочку, мотая на ус и делая выводы, как поступать в жизни дальше.

— Потому, твоё сиятельство, — продолжал тавернщик, — что кто держит в руках оружие, кто готов кровь проливать и умирать — только тот может нести ОТВЕТСТВЕННОСТЬ, — выделил мужик это слово. — За себя. Свои поступки. За решения города. Ведь эти купчишки, — обвёл он вокруг рукой, — тьфу! Продадутся сильному, лишь бы денег их не тронули. Сами если что оружно город защищать не будут. И решения принимают дикие, подставляют наёмников, подставляют чернь — собственным детям в бою не помирать. А ежели ты знаешь, что после твоего решения твой сын в бой пойдёт, и ему скирда будет — фиг ты его пошлёшь с соседом воевать! Лучше сам поедешь туда — мирно договариваться. Нешто двое умных людей не договорятся? Оттого и порядок в те времена был.

Мог бы я ему рассказать, какой «порядок» тогда был. И почему оккупацию Средиземноморья Римом многие восприняли как благо, добровольно отказываясь от независимости, ложась под новоиспечённого гегемона чуть ли не наперегонки. До самой Парфии так было — а там все под персов легли, по тому же алгоритму, те, кто восточнее. Да, блин, Рим нёс всем народам МИР! Он заканчивал перманентную войну всех со всеми, нескончаемую войну вот таких вот городов с говорящими копейщиками в одеоне. Но я продолжал молчать, не выдавая эмоции даже движением брови.

— Так вот и мы мыслим, твоё сиятельство, — продолжил второй друг Олафа, помощник бургомистра Виктории, моего города между Кривым Ручьём и Пуэбло. — Вот мы и мыслим, что ежели людей освобождать, то только тех, кто готов за свободу нести ОТВЕТСТВЕННОСТЬ. — И он это слово подчеркнул. — Иначе, освободив всех, ленивые и безынициативные, кто на чужом горбу хочет в рай, обчеству на шею сядут. И их или голодом морить, или назад в крепость охолопить. Потому сразу нужно условие ставить: хочешь волю — вот те воля, но вот те и копьё, и щит. И если случится война, а она в наших землях каждый год, аккурат после первого урожая, ты со своим копьём должен выходить и биться со степняками.