Видимо, боги любят закольцовывать историю не меньше, чем злые шутки.

– Сосед, – заглянув в гостиную, доложил Питер. – Впрочем, вижу, ты и сама уже успокоилась.

– Насколько это возможно. – Я потёрла кончиками пальцев ноющие виски. – Езжай в магазин. Я в порядке.

– Точно?

– Насколько это возможно, – повторила я с кривой улыбкой.

Питер долго смотрел на меня. Ничего не сказав, спиной назад отступил в коридор – словно не хотел терять ни одной из оставшихся ему секунд, в которые он ещё мог на меня смотреть.

Когда он ушёл, я долго сидела в полутьме, где закатный свет просачивался сквозь грязные окна. Обводила взглядом старый телевизор на низком комоде и застеклённые книжные шкафы, не видя того, на что смотрела. Разговорчивый сосед разбередил раны, которые и так не собирались заживать.

Мастер.

Гвен.

Мама.

Рок.

Эш.

Питер…

Что я буду делать на Эмайне? Как смогу простить себя за всех, кого больше нет? Как Эш будет жить без меня? Как Питер…

Тоска, боль и одиночество навалились остро, безжалостно, – и я скрючилась в кресле, давясь рыданиями до хриплого кашля, пока все чувства, все мысли поглощала чёрная пустота.

Мне казалось, я знаю, что это такое: когда вся твоя жизнь остаётся в прошлом, где-то по ту сторону сгоревших мостов. Теперь это ощущение навалилось снова, сильнее и больнее, чем прежде, – и теперь я знала, что никогда в полной мере не понимала смысла слова «отчаяние».

До этого дня.

– Лайза!

Тёплые руки обняли меня крепко и бережно. Прижали к себе. Ладонь Питера легла на мой затылок – гладя по волосам, утешая, – и я, всхлипнув, попыталась отстраниться, жалея, что не успела успокоиться, пока он не вернулся. Он удержал меня, не давая отодвинуться, и я сдалась, обвивая его шею руками, цепляясь за Питера, как за спасательный круг.

– Я… столько людей из-за меня… и с тобой мы только встретились, и… завтра… – хриплые слова срывались с губ сами собой; Питер стоял на коленях перед креслом, его кожа была горячей, и я вдруг поняла, насколько холодны мои пальцы. – Я не хочу, не хочу, не хочу…