Затем я вижу место, где чернота, отравлявшая океан, пульсирует тёмным туманом, непроницаемым, как самая мрачная ночь. Тем самым туманом, что клубился в глазах одержимых.

Тем самым, из которого была соткана преследовавшая меня тварь.

Колеблясь, я смотрю на сгусток темноты, до которой остаётся всего один шаг. Там, дальше, течёт к моменту моего рождения светлый радужный поток моей жизни, по чистому мерцанию океана времени убегая к невидимому горизонту. За этим пульсирующим сгустком больше нет ни капли черноты: ни во времени, отмеренном мне, ни в чьём-либо ещё. А сейчас подо мной – мы с Гвен, идущие по залитой солнцем улице Мойлейца. Стало быть, эта чернота…

Точно. Тот момент, когда меня должен был сбить мобиль.

Момент, когда я впервые увидела Коула.

Помедлив, я всё-таки делаю последний шаг.

…мы с Гвен возвращаемся из колледжа, и асфальт пустой дороги купается в прозрачном горячем мареве, пока на светофоре горит мерцающий зелёный.

– Перебежим? – предлагает Гвен.

– Давай.

Я срываюсь с места, устремившись к пешеходной «зебре». Мы вприпрыжку врываемся на дорогу в миг, когда зелёный сменяется красным, и я вдруг вижу по ту сторону перехода безликую чёрную тень. Я замираю от ужаса, пока сбоку слышится истошный визг тормозов; я успеваю повернуть голову и увидеть бампер мобиля, а потом лечу куда-то, и мир взрывается болью и заволакивается темнотой, и…

…я оглядываю дом дедушки – старая развалюха в сравнении с ухоженными домами соседей. И чего вдруг мама сорвала нас с Эшем сюда, когда у меня практика? Дела у неё какие-то, видите ли… Наверняка это как-то связано с тем сидом, который вчера вытащил меня из-под колёс мобиля, только мама об этом говорить не хочет.