Озеро шло быстро, не таясь. Шло, как хищник, преследующий жертву.

Славка слушал.

Застоявшийся разогретый воздух мощно всколыхнулся всей своей массой, будто гигантский таран ударил в невидимую стену. Заперешёптывались кроны сосен, зашело́шила потревоженная треста, захохотало Озеро, ступая на берег. И скоро Славку со спины обдал первый резкий порыв, окутал влажной стынью. Звонко захлопал тент над садовыми качелями, тонко завыли провода, прокатился первый ещё далёкий громовой раскат.

Белая ладожская ночь загустела и стала быстро гаснуть, обращаясь в непроглядную темь. Моросяные заряды становились всё плотней и резче. Невиданная буря шла с Запада. Она уже расправила свои угольно-чёрные крылья над усадьбой и стремительно неслась всё дальше и дальше, жадно заглатывая высокий серебряный простор неба.

— Надел он белый бинт! — плача и смеясь, запел Славка, приветствуя Озеро. — И с ним пошёл на бунт!

Зашипело за спиной, словно на тысячу раскалённых сковородок с кипящим маслом разом бросили тысячи кусков сырого мяса. Стена воды обрушилась на Славку и покатила дальше, растворяя в бушующей круговерти всё, что ещё можно было разглядеть: общежитие, парк, статуи, фонтан, Дворец — весь мир! Всё исчезло! И только в свете фонаря над Славкиной головой небесные струи сияли золотом и серебром, и он стоял в центре этого искрящегося шара голый и продрогший.

Озеро пришло.

Нестерпимо яркая вспышка полоснула по глазам, и тут же, не прошло и секунды, оглушительно треснуло небо. А потом заполыхало всё вокруг. Молнии со страшным шипением вонзались в кипящую землю, остервенело стегали её электрическими кнутами. Металлическая стойка, к которой Славка был привязан, гудела и вибрировала от страшных ударов стихии.

Теперь для Славки свой танец танцевала Смерть. Одного попадания молнии в фонарный столб было достаточно, чтобы навсегда выжечь из Славки всё: прошлое, настоящее, будущее, всю боль, все страхи — всю его жизнь. Его это не пугало. Напротив, он почувствовал невероятное возбуждение. Его член снова набух, ожил, напрягся до боли, встав почти вертикально, будто там, в грохочущей-сверкающей вышине скрывалась единственная алкаемая им услада.

Смерть танцевала.

Земля потеряла свою основательность — потекла, заструилась мутными ручьями, стала скользкой и липкой. Земля сама превратилась в Озеро, слившись с ним воедино. Казалось, она хочет освободиться от всего, что наросло, нагромоздилось на ней за все тысячелетия. Смыть с себя всю людскую скверну, утопить, размазать, поглотить навсегда.

Заворчал и проснулся толстяк.