Слишком поздно. Он чувствует сгустившуюся атмосферу, видит, как в руках толпы появляется оружие. Посеребренные пистолеты и гранатометы с крыльями.

В обычной ситуации он бы засек ловушку, поскольку привык считывать смертных, как будто они – дорожные знаки, но его отвлекла Злость.

Он пытается позвать, докричаться до душ на расстоянии, предупредить себя, что Злость уходит, но поют пули, пронзая его оболочку и разрывая мысли.

Гремят выстрелы – куда больше, чем необходимо.

Первый падает.

И вновь люди трижды стреляют – просто на всякий случай.

Веспер и Диада покидают Вердигрис и оставляют позади горы, унося настолько забитые сумки, что они вот-вот порвутся. Перед ними простираются Убитые Земли, открытое бесплодное пространство, если не считать разбросанных тут и там живучих побегов, пучками выбивающихся из сухой земли. Козленок скачет между ростками, обгрызая их и обезглавливая.

Яркие подношения, врученные Веспер в благодарность, контрастируют с выцветшим плащом. Ее правое предплечье овивают восемь браслетов ручной работы. На ее ногах – новые носки. В ладонях все еще покалывает после благодарных рукопожатий, а в ушах звучат отголоски добрых слов.

По пустыне проносится дикий ветер, засоряя обзор пылевыми каскадами. Диада надевает забрало, Веспер закрывает лицо шарфом. Козленок кашляет. Скоро порыв затихает, но дождя не следует, и песку приходится оседать самостоятельно. Они идут дальше, привыкая к ритму перехода.

– Диада, – произносит Веспер, нарушая тишину, – что ты думаешь о Жестокой Судьбе?

– В каком смысле?

– О том, что она сделала.

– Она много чего сделала.

Они идут дальше, а козленок, увидев сочный стебель, останавливается, ритмично мотает головой и сглатывает слюнки.

– Ну, ты ведь помнишь, как она заставила всех работать сообща, несмотря на то, что некоторые хотели поубивать друг друга?

– Да.

– И как она всех натравила на Первого?

– Да.

– Я об этом.