Он появился из надвратной арки с ухмылкой победителя. За ним тянулся грязный дырявый плащ. Перемазанные грязью сапоги месили воду. На поясе серебрилась тяжелая дубина с утолщенным наконечником, ошипованным игольчатым железом, а в руке поблескивало малахитовое ожерелье. Тощий гоблин дернул горбатым носом — густой тягучий дым-отрава был ему не по вкусу.
Встав в десяти шагах от Остина, он уронил крючковатые пальцы на массивную рукоять короткого меча в потертых кожаных ножнах, перетянутых тонкими ремешками, и зарычал:
— Выдайте мне Белого Лебедя и я уйду! Или мои малыши перебьют всех, кто прячется в этом убогом куске камня.
Остин стиснул зубы, чтобы не сорваться на злой крик. Он ответил достойно владетеля величественной Цитадели:
— Здесь нет и никогда не было Белого Лебедя! Хватит лить кровь! Ни тебе, ни нам не нужны новые жертвы! Оставь нас!
— Хватит? — Гоблин захрюкал от смеха. — Я еще не начинал лить вашу кровь, светлые выродки! Последний раз говорю — выдайте ее и я уйду.
— А я еще раз тебе отвечу: ее здесь нет! — Остин сохранял остатки самообладания из последних сил.
— Лжец! — Пробасил гоблин. — Она здесь!
Угрожающе холодный голос вспорол зловещую тишину:
— Даже если так — ты ее не получишь!
Охотника передернуло от испуга. Он сделал шаг под защиту троллей, а узкие горящие глазки забегали по дымной мгле двора.
— Твой голос мне знаком! Покажись!
— Как скажешь, Мимарин Хуррак.
Мглистые тени расступились, и пришельцы узрели Габриэла. В огромных безжизненных глазах темного эльфа переливалось кипящее серебро, но лицо было подобно высеченной изо льда маске.
— Долго же ты бродил в поисках ее следа, — насмешливо бросил он. — Теряешь сноровку, Хуррак.
— Изгнанник? Ты жив… — Рыкнул оскорбленный Охотник.
— Как видишь, — воин встал между троллями и светлыми эльфами и вскинул клинок. Широкий рукав-крыло осеребрился в отсветах живого огня. Сверкнувшее острие ткнулось гоблину в грудь. — Забирай своих тварей и уходи.
— Переметнулся на сторону побежденных? — Харисуммец поскреб подбородок. — То-то Брегон подивится, узнав, что ты оправился от ран.
— Он всегда это знал, — ответил исчадие, загадочно улыбнувшись.
Улыбка не понравилась Охотнику. Темный явно не договаривал. Но думать и размышлять, сопоставлять и анализировать зеленые гоблины Харисуммы любили меньше прочего, а многие из них этого попросту не умели, и потому они сначала делали, а после — думали, а бывало, не думали вообще. Как раз таким был Охотник. Размышлять, гадая над словами бывшего главнокомандующего, ему не хватило бы ни терпения, ни ума. Габриэл знал — народ звероподобных до смешного предсказуем — предпочитает налетать в силе и числе, и чтоб наверняка, бить жестоко и сразу насмерть. А потому, когда Охотник, отбросив малахитовое ожерелье, выхватил короткий меч, а с пояса сорвал дубину, был готов отразить его «неожиданную» атаку.