Почти.

Вон у стены устроилась парочка людей того характерного виду, который свидетельствует, что случалось им ходить и на море, и за море, и по делам торговым, и по некоторым иным, о коих вслух приличные люди не поминают.

Характерные лица.

Темная задубелая кожа, шрам на щеке… шрамом Аглая почти залюбовалась, дав себе зарок всенепременно написать портрет этого вот человека. Правда, почувствовав взгляд, тот отставил деревянную кружку и обернулся.

Не старый.

И не молодой. И…

— Не стоит столь откровенно проявлять любопытство, — заметила Марьяна Францевна, подхвативши Аглаю под руку. — Здесь это могут истолковать превратно.

И словно в подтверждение слов её, человек поднялся, пригладил волосы да поклон отвесил.

— Ишь ты… — то ли восхитилась, то ли возмутилась Марьяна Францевна.

Аглая же отвернулась: и вправду не дело это замужней даме посторонних мужчин разглядывать. Только подумала и сразу грустно стало. Сердце будто невидимая рука сдавила.

Как он там?

Получил ли письмецо?

Расстроился?

Мишанька, конечно, порой поступает плохо, но ведь не со зла же. Он любит Аглаю. Несомненно, любит. И любить будет всегда, до самой смерти. А что до прочего, то… характер у Мишаньки сложный.

И друзья опять же…

…Аглая гордо отвернулась, всем видом показывая, что она женщина серьезная, не из тех, которые в сомнительного рода заведениях знакомство сводят. Но мужчину нарисует.

Хорошее у него лицо.

Интересное.

Её порой удивляло это вот несообразность. Взять вот Мишаньку, который сам портрет просил и даже позировать вызвался, правда, вскорости ему надоело, да и вышел портрет каким-то… не таким, что ли? Вроде и похож, но в то же время и человек, на портрете нарисованный, будто бы злой.

Капризный.