Тяжелый дромон разворачивается, медленно, неуклюже; а прямо к нему, распуская пенные «усы», быстро-быстро приближаются две лодьи русов. И на первой – крохотный стяг с неразличимым издали рисунком. Но Сергею не надо видеть, чтобы узнать картинку. Это сокол!

Сергей хлопает кормчего по плечу, перехватывает обмотанную кожей рукоять кормила:

– Я сам! На мое место!

Кормчий, смутно знакомый вислоусый варяг, падает на скамью рядом с Ратшей.

– Левый крепи! Правый загребай!

Дромон плюет огнем, но лодьи успевают разойтись, и огонь вновь бессильно пляшет на волнах, а лодьи русов уже заходят с бортов, грамотно, так что от следующего выстрела их защищают мачта и палубная надстройка самого дромона.

– Раз! Раз! – кричит Сергей, подгоняя гребцов. Потому что на помощь дромону спешат державшиеся поодаль ромейские хеландии. И одна из них – прямо по курсу его драккара…

Жгучая боль вырвала из беспамятства.

Сергей открыл глаза, закашлялся… Щека горела. Прямо над ним – рожа Избора.

– Ну, ну, давай уже очухивайся! – потребовал ведун. – Или не хочешь узнать, что я о тебе вызнал?

Сергей сел.

Чертов ведун. Как не вовремя. Сергей был почти уверен: он видел собственную жизнь. Прошлую и, вероятно, будущую. И тут – облом. На самом интересном месте. – Ничего ты не узнал, – буркнул он. – А я из-за тебя не узнал кое-что важное.

Ведун хрюкнул. Не ожидал, надо полагать, такого ответа.

– Ой ли? Думаешь, я не знаю, кто приходит в Явь этаким путем? Не беспамятным младенцем из женского чрева, а юнаком ловким и зубастым, все земные языки ведающим?

– Ну, положим, не все, – проворчал Сергей и потер ладонями лицо. – Да и ловок я был не особо. Попить дай!

Избор подвинул деревянную кружку. Вода в кружке была теплая и пахла медом.

– Может, прибить тебя, пока в силу не вошел? – с ухмылочкой предложил ведун. Красноватые тени гуляли по его лицу.

– Рискни, – равнодушно ответил Сергей.

После ярких видений темная душная изба ведуна казалась не реальностью, а ее тенью. Той самой Навью, просочившейся сквозь прохудившуюся Кромку.