Говоря по правде, дело было в том, что Савин изменилась, и не в лучшую сторону. Он приносил свои обеты женщине, которая бы не позволила угрызениям совести вставать у себя на пути. Но, с другой стороны, она-то приносила обеты человеку, который был способен затянуть ремень на штанах без посторонней помощи. Вот что такое брак. Люди меняются, и не всегда так, как им бы хотелось, но они остаются прикованными друг к другу.

Лео набрал в грудь воздуха, когда они подошли к огромным дверям, изукрашенным великолепной резьбой с изображениями еды, питья и праздничных сцен, лишь слегка подпорченным горелым пятном и несколькими следами топора.

– Мы должны действовать вместе, – проговорил он, сам не зная, кого пытается убедить. – Ради наших детей. Ради нашего государства. Наш брак имел смысл. Он и до сих пор имеет смысл! Даже больше, чем прежде.

* * *

Публика разразилась аплодисментами, когда Савин с сияющей улыбкой вплыла в Зеркальный зал.

– Лорд и леди Брок! – проревел Гловард, неистово хлопая огромными ладонями.

Здесь собралось, наверное, сотни две представителей, при ее появлении поднявшихся на ноги с самой разномастной мебели, натащенной из разных уголков Агрионта. Потертые кресла с вылезшей обивкой, королевские обеденные стулья, детские школьные стульчики, даже табурет для дойки, а также одна огромная изогнутая скамья, обгоревшая с одного конца, которую каким-то образом удалось спасти из Круга лордов.

На протяжении правления Ризинау Савин не вступала в это здание, но даже она могла сказать, что с тех пор состав представителей сильно изменился. Меньше половины этой толпы составляли люди, за которых действительно голосовали, и это были в основном представители наиболее зажиточных городов и районов – землевладельцы, купцы, дельцы. Все остальные прежде принадлежали к знати: члены Открытого совета, достаточно удачливые и беспринципные, чтобы поменять одну структуру на другую. Теперь Лео снова сделал их дворянами. Здесь были даже несколько женщин, которые заняли место своих отцов, братьев, мужей, погибших в дни Великой Перемены. В переднем ряду лорды Ишер и Хайген устроили стоячую овацию в честь собственной способности к выживанию, вновь обвешанные тяжелыми мехами и аристократическими цепями, от которых прежде с такой готовностью отказались.

Тысячи отражений, разумеется, тоже зааплодировали. Местами какое-нибудь треснутое зеркало делило лицо на две несочетающиеся половины, или разбитое – в свою очередь, разбивало мир на тысячу искаженных фрагментов. В углах до сих пор виднелись пятна краски от торопливо затертых лозунгов. Впрочем, Зеркальный зал был достаточно обширен; чтобы навести здесь порядок, потребуются недели. А дворец? Годы! А Агрионт? Десятилетия. А Адую? А весь Союз целиком? Можно ли на самом деле вернуть что-то из этого к прежнему состоянию?