– Ох, бросьте! Все, чем вы позволили себе увлечься, Суорбрек, так это чувством собственного могущества, собственной жестокостью и собственным самомнением.

– Я… я червь, – прошептал он, повесив голову, заливаясь слезами. – Совершенный червь!

– Еще чего! От червей есть польза. – Савин медленно отодвинулась назад, скривив губы от отвращения. Гневный румянец на ее щеках постепенно исчезал. – Каким бы вы ни были трусливым лжецом, нелепым фантазером, вероломным подонком, но по причинам, которых я не в силах угадать… люди к вам прислушиваются.

– Это так, леди Савин! – Его лицо озарилось внезапной надеждой. – Ваша светлость, леди-регент, я полностью в вашем распоряжении, каким бы смиренным и нижайшим образом…

– Вы должны снова обо мне написать.

– Правда?!

– В точности так, как вы это сделали в «Любимице трущоб». Ваша лучшая работа, кстати.

На губах Суорбрека появилась тень улыбки.

– Вы в самом деле так считаете?

– Лучший кусок дерьма в сточной канаве, – проворчала Вик, заставив его снова съежиться.

– Вы осыплете меня похвалами, – сказала Савин.

– О, ваша светлость, я пролью на вас дождь комплиментов! Я отполирую вашу легенду так, что она станет сиять! Я вознесу вас на трон славословий! Избавительница народа! Мать нации! И вас, и ваших детей… – всхлипывая, продолжал Суорбрек. – И вашего благородного мужа…

– Моих детей – да. Мой муж и сам достаточно себя хвалит.

– Вы уверены, что не хотите вздернуть этого мерзавца? – спросила Вик.

По-видимому, в мире было не больше справедливости, чем в дни, когда Судья заседала в Народном Суде. С другой стороны, справедливости в мире всегда недоставало. Кому и знать, как не ей, у которой украли годы ее жизни за преступления, совершенные другими?