Руджек снова изучает мое лицо.
– У тебя такой вид, словно ты только что увидела конец света.
– Тоже мне, новость, – вздыхаю я, махнув рукой. – Видела его еще несколько месяцев назад.
Мы стоим так близко, что я чувствую жар его тела. Он буквально исходит от Руджека волнами. Не могу перестать пялиться на его длинные темные ресницы. Внезапно этот зал кажется мне гораздо меньше. И уютнее. Наши семьи разбросало по разным странам, наши друзья далеко отсюда, прервать этот момент попросту некому. Никто не разлучит нас.
– Через несколько дней, после того как я пересек долину Алу, я наткнулся на заброшенный лагерь. – Руджек прочищает горло и продолжает свой рассказ: – Не могу этого объяснить, но… в лагере пахло тобой. – Он наклоняет голову, чтобы скрыть румянец. – Прямо как сейчас. Сладкий и пьянящий запах. Как будто что-то запретное…
– Руджек! – говорю я, чувствуя, что у меня тоже горят щеки. – Мы говорим о долине Алу, не забыл?
– Прости, – отвечает он и запускает пальцы в свои спутанные черные кудри. – Ты меня очень отвлекаешь.
– А ты нет? – парирую я.
Руджек ухмыляется, и я прищелкиваю языком.
– На чем я остановился?
– Заброшенный лагерь.
– Кто-то напал на него.
Сказав это, Руджек сглатывает ком в горле, переминаясь с ноги на ногу.
– Я подумал о Темном лесе. О крейванах. О тех историях, которые нам рассказывали в детстве…
«Крейвана не увидишь, – говорил отец. – Его возможно только почувствовать». Они предпочли не показываться Оше в тот день, когда он охотился на белого быка, но Руджеку не повезло. Его фамильный амулет исчез: крейван из моего видения забрал его.
– У меня такое чувство, что в этих крейванах таится нечто большее, чем говорится в легендах.
– Эти истории не оправдывают того, что они собой представляют, – отвечает Руджек дрожащим голосом.
В этом простом заявлении столько боли, что я протягиваю руку и глажу его по щеке. Руджек льнет к моей руке. Его губы касаются моей ладони, и он вдыхает мой запах. У него такая горячая кожа.
– Они могут делать такое, чего я никогда раньше не видел…
Он смотрит на меня своими грустными, голодными глазами, и от этого взгляда у меня разрывается сердце.