Светлый фон
– Виновата? – Ася сделала еще один, самый последний шаг и замерла: дальше нельзя, дальше кончаются владения Морочи и ее собственные силы. Нельзя ей теперь из болота.

– Захара моего расстреляли. Знаешь? – Ганна всхлипнула, закрыла лицо руками. – Ночью забрали, ироды фашистские, и у сельсовета… расстреляли. А люди говорят – собаке собачья смерть! – Она вскинулась, погрозила кому-то невидимому кулаком. – Забыли! Как Любки Зосимовой девкам возраст уменьшил, чтоб их в Германию не угнали, как Шукайлихи внуку лекарства в городе доставал, как перед лиходеем Фишером на пузе ползал, чтобы деда Гайдука за ворованный овес не повесили. Как бегали каждый день со слезами и просьбами, а он всем помочь старался, никому не отказывал, забыли… Лучше бы меня. – Ганна убрала руки от лица, снизу вверх посмотрела на онемевшую Асю. – На мне грехов больше, чем на Захаре. Перед тобой грешна. Это ж я тогда на тебя донесла, не Захар! Думала, не станет тебя, и заживем мы как раньше, он меня снова любить будет. А он как узнал… он так на меня посмотрел. Пусть бы побил, пусть бы до смерти забил, я ж заслужила, а он не сказал ничего, только посмотрел так, что я после того жить не могу. И ты… говорили, ты на болоте сгинула.

– Захара моего расстреляли. Знаешь? – Ганна всхлипнула, закрыла лицо руками. – Ночью забрали, ироды фашистские, и у сельсовета… расстреляли. А люди говорят – собаке собачья смерть! – Она вскинулась, погрозила кому-то невидимому кулаком. – Забыли! Как Любки Зосимовой девкам возраст уменьшил, чтоб их в Германию не угнали, как Шукайлихи внуку лекарства в городе доставал, как перед лиходеем Фишером на пузе ползал, чтобы деда Гайдука за ворованный овес не повесили. Как бегали каждый день со слезами и просьбами, а он всем помочь старался, никому не отказывал, забыли… Лучше бы меня. – Ганна убрала руки от лица, снизу вверх посмотрела на онемевшую Асю. – На мне грехов больше, чем на Захаре. Перед тобой грешна. Это ж я тогда на тебя донесла, не Захар! Думала, не станет тебя, и заживем мы как раньше, он меня снова любить будет. А он как узнал… он так на меня посмотрел. Пусть бы побил, пусть бы до смерти забил, я ж заслужила, а он не сказал ничего, только посмотрел так, что я после того жить не могу. И ты… говорили, ты на болоте сгинула.

– Не сгинула. – Ася заправила выбившиеся из-под платка отросшие уже волосы. – Живая я… наверное.

– Не сгинула. – Ася заправила выбившиеся из-под платка отросшие уже волосы. – Живая я… наверное.

– Вижу, что не сгинула. Стало быть, одним грехом меньше. – Ганна тяжело встала с колен, сделала шаг навстречу, спросила дрогнувшим голосом: – Ребеночка ждешь?