Мысль эту Алена недодумала, потому что привыкшим к скудному освещению зрением вдруг заметила кое-что необычное. Из-под неплотно прикрытого деревянного короба, в котором дед хранил разную банную всячину, выглядывал кусок ткани. Девушка еще не откинула крышку, но уже знала, что увидит. Внутри короба, поверх старого хлама лежал пластиковый пакет с ее одеждой, той самой, в которой она уходила за клюквой прошлой осенью. Алена взяла в руки задубевшую от высохшей крови ветровку, испуганно всхлипнула. Джинсы были разодраны на коленках, испачканы землей и кровью. А кроссовок не было. Может, ее нашли босой, а может, дед их просто выбросил. Кроссовки выбросил, а одежду вот сохранил… Зачем?! Кому нужна такая страшная память?! Алена сгребла в охапку джинсы и рубашку, сунула обратно в пакет. На дне пакета рука нашарила еще что-то…

…Эта вещь никогда ей не принадлежала. Не то кнут, не то веревка, сплетенная из кожаного ремня и длинных русых волос, шершавая на ощупь, пропитанная чем-то бурым, воскрешающая уже почти забытые воспоминания.

…Кисло-сладкий вкус клюквы на губах. Запах нагретой осенним солнцем земли. Приятная тяжесть наполненного ягодами лукошка. Глухой взрыв, не громче новогодних петард. Испуганные птичьи крики. И он… Небритое, на глазах теряющее краски лицо, удивление в карих глазах, фонтанирующая кровью культя вместо руки. И ее, Алены, отчаянный шепот:

– Тише-тише, миленький! Я сейчас, ты только не умирай…

В Сивом лесу и на краю болота часто находили снаряды, иногда уже разорвавшиеся, иногда еще целые. Этому человеку не повезло, его снаряд караулил свою жертву больше полувека.

– Сестренка… – На серых губах кровавая пена, а в черных глазах отчаянная мальчишеская бравада. – Окончен бой, сестренка…

Она взяла себя в руки сразу, как только услышала его голос. Она врач, у нее нет права на панику. Первым делом наложить жгут! Из подручных средств только ее косынка и его ремень. Ремень лучше, но как его вытащить, когда каждая секунда на счету?..

…Это лежало в метре от Алены, свернувшись змеей поверх буро-зеленого мохового ковра. Веревка не веревка, ремень не ремень, но длинное, крепкое и подходящее для ее целей как нельзя лучше.

– Я сейчас, ты потерпи еще чуть-чуть… – Набросить ремень на окровавленную культю, затянуть…

– Зря ты это, сестренка… В кровище испачкалась… – На губах улыбка, спокойная, почти счастливая, а глаза мертвые, совсем-совсем… Опоздала…

…Веревка в руках словно живая, оплетает запястье, обжигает, точно огнем, светится. И шепот за спиной:

– Ко мне иди. Давно тебя жду…