– Медведь самолёт сбил! Ура! – завопил тот самый пулемётчик.

– Ура! – прокатилось по окопам.

– А должен был ты сбить! – ответил я ему, возвращая пулемёт с пустым диском. – Это не сложно – он совсем не бронирован.

Ага, а у самого сердце от радости из горла выпрыгивает. Я! Я! Я – самолёт! Сбил! Я сбил самолёт! Охренеть! Руки затряслись, на разом ослабших ногах прошёл в землянку, под крышу, сел на патронный ящик. Кругом стояла трескотня стрельбы – моему примеру последовали другие. Попадут не попадут – а отповедь от наглости фашистские стервятники получат. Не будут так снижаться.

– Улетают! – пронёсся радостный крик.

– В укрытие! – заревел я так громко, как смог. Услышал, как моя команда передаётся по цепи.

Угадал – в воздухе свист, взрыв! Артподготовка. Молотить будут от души. С самолётов им теперь передадут ориентиры для стрельбы.

– Держи штаны сухими, ребята! – крикнул я. Кто меня услышит? Такой грохот стоит. Засёк время.

Ждём. Боясь, трясусь. От взрывов и страха – тошнит. Самое время молиться, но я ни одной молитвы не знаю.

Пулемётчик рядом со мной тихо скулил, закрыв глаза и обняв пулемёт. Его второй номер сжался в углу, лицо закрыл ладонями, уткнул в колени, вздрагивал при каждом близком взрыве.

Молитв я не знаю. А хотелось изгнать страх как-то. Не выть же? И я запел:

Пулемётчик смотрел на меня, как на психа, его помощник сквозь приоткрытые пальцы, с испугом. А я заводился. Потом вскочил и попытался изобразить в тесноте дзота танец Никулина:

Второй номер убрал руки от лица, стал хлопать мне в ладоши, пулемётчик подпрыгивал на месте.

Я церемонно поклонился. Мне рукоплескали.

– Ну, полегчало?

– Ага!

И тут бухнуло совсем рядом. Меня швырнуло на пулемётчика, сверху засыпало землёй.

– Живы?

Всё в порядке. Только амбразуру наполовину забило землёй.

– Убрать!