«В детстве Ив постоянно мазал, — подумала Мари-Жозеф. — Надеюсь, с тех пор он усовершенствовался в стрельбе, иначе опасность сегодня грозит не только кроликам!»

Она снова вспомнила о русалке. Мари-Жозеф не могла вполне наслаждаться свободой, пока ее подруга томилась в неволе, в тесном бассейне с грязной, застоявшейся водой, — это она-то, привыкшая плавать в глубоком чистом море сколько душе угодно, преодолевать любые расстояния, направляться куда пожелает. Только его величество мог вернуть ее в родную стихию, к семье.

— Мадемуазель де ла Круа…

Мари-Жозеф вздрогнула. Она была столь поглощена несчастьями русалки, что забыла о собственных горестях.

— Дайте мне что-нибудь в знак вашего расположения, словно в старину знатная дама — рыцарю.

Шартр, улыбаясь, дернул кружевную кайму ее платья: невидящий, остановившийся глаз придавал ему лихой, разбойничий облик. Легкий ветерок шевелил пышные белоснежные перья его шляпы.

Рядом с ним ехал герцог Бервикский, и это удивило Мари-Жозеф. Мадам наверняка возмутится, узнав, что ее сын завел дружбу с бастардом, пусть даже Джеймсом Фитцджеймсом, внебрачным сыном короля Якова Английского.

— В самом деле, почему бы вам не избрать моего друга Шартра своим рыцарем и защитником?

Он говорил с сильным акцентом, но, в отличие от своего отца, не пришепетывал и был очень красив.

— Мне нечего вручить вам, сударь, — промолвила Мари-Жозеф.

— Ах, полно, перестаньте! Сережку, платок, кружево корсета…

— Оборку нижней юбки, — вставил Лоррен, незаметно подъехавший с другой стороны.

Мужчины на крупных конях преградили ей путь, взяв ее в кольцо. Заши это понравилось не больше, чем Мари-Жозеф. Она прижала уши и ударила копытом задней ноги.

— Если бы я дала вам свой платок, сударь, то осталась бы вовсе без оного, и моей матери было бы стыдно за меня.

Барабанная дробь приблизилась, словно стеной отделив их от остальных охотников.

Земля задрожала, когда из лесу тяжело выступил древний дикий бык, выпущенный из королевского зверинца. Гости его величества вскрикнули от восторга, предвкушая экзотическое зрелище.

Бык принялся рыть землю копытами и разрывать листья в клочки острыми концами длинных рогов. Он заревел и вскинул голову, обводя поляну злобным взором помутневших от старости глаз. Все охотники опустили ружья, признавая августейшее право сделать первый выстрел.

Его величество прицелился. Бык жадно вдыхал воздух широко раздутыми влажными ноздрями. Словно почуяв в запахе пороха опасность, он нагнул голову и бросился на королевский экипаж.

Его величество выстрелил.

Бык, сотрясая землю, несся прямо на него. Из его раны фонтаном хлестала кровь.