— И где же блестящий камешек? — вопросил его величество, не удостаивая вниманием ни Лоррена, ни графа Люсьена. — Тот камешек, что она хотела захоронить в пучине вместе со своим возлюбленным?

Русалка зарычала. Мари-Жозеф вздрогнула, потрясенная, но не удивленная ее ответом. Она помедлила, надеясь, что ей не придется лгать.

— Кто-то забрал его, ваше величество.

— И кто же?

— Один… матрос.

Русалка вознегодовала, забив раздвоенным хвостом и окатив спину Мари-Жозеф холодной зловонной водой.

— Ваше величество, неужели это не доказывает, что русалка говорит со мной? Ведь иначе я не могла узнать об этом камне.

— Глупышка, — вздохнул его величество, — откуда мне знать, существовал ли этот камень вообще?

Он печально посмотрел на нее. Она поняла, что далее он произнесет смертный приговор.

— Пощадите ее, — прошептал какой-то простолюдин из задних рядов.

Остальные подхватили как рефрен:

— Пощадите, пощадите, пощадите!

Лицо его величества омрачилось, а Мари-Жозеф захотелось крикнуть зрителям: «Разве вы не знаете, его величество нельзя переубедить ни лестью, ни угрозами?!» Своим сочувствием зрители только усугубляли отчаянное положение русалки. К крикунам направился мушкетер; толпа затихла.

— Вы поступили очень умно, — сказал его величество Мари-Жозеф, — когда попытались спасти свою любимую питомицу, превратив ее в Шахерезаду.

Все придворные рассмеялись, кроме графа Люсьена.

— «Тысяча и одна ночь в океане», сочинение Шахерезады — морской твари! — крикнул Шартр.

Русалка тяжело вскарабкалась на лестницу, пробралась мимо Мари-Жозеф на верхнюю ступень и свирепо воззрилась на короля.

— Шшшрррзззаааддд! — выдохнула она.

— Надо же, талантливая мадемуазель де ла Круа научила ее говорить! Впрочем, попугаи преуспели в этом больше!

Месье захихикал: