Светлый фон

— Меня это не волнует, мне все равно, — отмахнулась Халида, — ведь я вот-вот уеду из Версаля, из Парижа, из Франции. Как только стащу с себя это ужасное платье! — Она посерьезнела. — Я не в силах помочь вам, мадемуазель Мари, но не могла не повидаться с вами в последний раз.

— А я ничего не сумела для вас сделать, сестра.

Мари-Жозеф вытащила из-под стопки рисунков вольную Халиды и с грустью поглядела на пергамент:

— У меня не было ни единой свободной минуты попросить Ива ее подписать. Или заставить…

Халида взяла пергамент:

— Он ее подпишет. — Она поцеловала Мари-Жозеф. — Жаль, что я не могу вас освободить.

— Это может сделать только король. Сестра, я так боюсь за вас. Куда вы направитесь? Чем будете зарабатывать на жизнь?

— Не беспокойтесь, я богата и свободна. Я найду свое место в жизни. Я вернусь домой, в Турцию, к своей семье, и выйду за принца.

— В Турцию?! Да если вы там выйдете замуж, вас заточат в гареме вместе с другими женами…

Халида откинулась на спинку диванчика и задумчиво посмотрела на Мари-Жозеф:

— А так ли уж жизнь в Турции отличается от здешней, сестрица? Вот только многоженство турки признают и не скрывают своих жен, не лгут, что их, мол, нет, не бросают по первому же капризу…

— Но это же… Я… — Мари-Жозеф замолчала, не в силах найти ответ, боясь за сестру.

— Разве во Франции и на Мартинике не так?

Кровь отхлынула от лица Мари-Жозеф, ее объял холод, она едва не упала в обморок.

— Сестра, — запинаясь, начала было она, — неужели вы хотите сказать…

— Да, мы действительно сестры, разве вы не догадывались? Моя мать была рабыней нашего отца, он мог распоряжаться ею как собственностью, по своему усмотрению, — так он и поступал. Какое ему было дело до ее чувств? До ее страха, горя, отвращения?

Мари-Жозеф бессильно ссутулилась, уронив руки на колени, устремив взгляд в пол.

— Вы его ненавидите? Ваша мать его ненавидела? Я для вас — враг?

— Никакой ненависти я к нему не испытываю. Так было угодно судьбе. Я люблю вас, мадемуазель Мари, и сожалею о том, что мы видимся в последний раз.

— Я тоже люблю вас, мадемуазель Халида, и сожалею о том, что нам суждено навсегда расстаться.