Реган подошел ко мне, и, встав на одно колено, протянул кольцо.
— Эмили, я прошу тебя стать моей женой, — отчеканил он, как будто долго репетировал.
К такому повороту была совсем не готова, поэтому смотрела на него сверху вниз, как ненормальная, хлопая глазами, не зная, что ответить.
— Почему ты молчишь, Эм? Ты согласна выйти за меня? — настойчиво торопил меня он.
— Нет, — вскрикнула я, с трудом вырвав руку из его цепких капканов, встав из-за стола, стала ходить по комнате, и усиленно тереть лоб, надеясь на то, что все это мне только кажется.
— То есть, я не готова стать твоей женой, — пояснила, через минуту брожения по комнате, садясь на стул напротив все еще стоявшего на одном колене Регана.
— Почему? — возмутился он.
— Я не знаю, — чуть ли не плача ответила ему.
— Ты дорог мне, более того меня тянет к тебе, но ты не тот человек которого я могла бы назвать мужем!
— Что не так Эм?
— Не знаю, не знаю, не знаю! — прокричала я, и снова встав на ноги, заходила по комнате.
Затем подошла к нему и попыталась поднять, но он отказался, тогда я тоже опустилась на колени перед ним.
— Я не могу, прости, — тихо ответила, закрывая коробку с кольцом, и отталкивая его руку к нему.
— Подожди, Эмили, не отвечай так быстро, — попросил он.
— Дай мне время доказать тебе, что я достоин тебя, дай время показать, что я нужен тебе.
Я мотала головой в разные стороны в знак отрицания, но он был настойчив, красив и вместе с тем, почему то волновал меня, хоть все внутри говорило, что он не тот человек.
— Хорошо, — согласилась я, — но это несогласие выйти за тебя, это согласие дать мне время узнать тебя. Хоть я и не понимаю, почему один человек должен доказывать другому, что достоин его.
— Я даю время не тебе, я даю его себе, чтобы иметь возможность понять, могу ли я полюбить…, — кого то еще хотела сказать я, но поняла, что это не правильно, ведь я никого и никогда не любила.
Реган обрадовался, и, одев мне, кольцо на безымянный палец поцеловал в щеку. Затем вручил цветы, и, откланявшись на этой радостной для него ноте ушел.
Безымянный палец горел, словно на него надели ни холодный металл, а раскалённое докрасна железо, только что разлитое из доменной печи. И в наказание надели мне, за проступок которого не совершала, или, по крайней мере, совершила неумышленно.