Что-то морозящее пробежало по коже. Налетевший ураган вспахал две широкие борозды на озерном зеркале, поднял водяной пар, раскачал плот, пришвартованный к деревянному причалу. Односельчане, испугавшись, разбежались кто куда. Дикие свиньи с визгом метались в закрытом загоне.

Гражданский космолет с японским флагом на борту описал круг и приземлился возле недостроенного жилища. Ён направился к летательному аппарату, увлекая за собой озадаченного Трэя.

Из космолета вышли Ичинами, Сейджи и Сабуро. Низко поклонившись, они протянули конверт. Ён не спешил его открывать. Достав из кармана уголек, которым он делал отметины на бревнах, кривым почерком написал поверх: «Моно-но аварэ».

– Ён-сама120, откройте, пожалуйста, – попросили они.

Трэй растерянно наблюдал за невозмутимыми близнецами, за немым отчаянием Ёна, за его неуемным дрожанием пальцев, боящихся разорвать белоснежную оболочку.

Наконец Ён вытащил плотный лист. Перевернул. Абиграмма была написана по-японски:

Настала твоя очередь ухаживать за садом. Добро пожаловать в Совет.

Настала твоя очередь ухаживать за садом. Добро пожаловать в Совет.

Чиёко.

«Я проиграл пари?» – нервным почерком нацарапал он.

– Благодаря вашему героизму Земля в безопасности. Минерал изолирован на Дэнкинсе и человечеству ничто не угрожает, – ответили они.

«Если я выполнил условия, почему меня призывают в Совет?»

– По словам Чиёко, вашей самоотверженности нет предела: ради землян вы были готовы пожертвовать собой. Для нас огромная честь сопровождать вас… – они замолкли, как только Ён приподнял руку, чтобы письменно изложить свой протест, но и он замер, вспомнив разговор с Чиёко в чайном домике и ее право на читерство.

Сознание не сразу поддалось той истине, что время было перезагружено на самом деле. Он вовсе не в компьютерной симуляции, иначе за ним не полетели бы через половину континента, а попросту отключили бы виртуальную реальность. Чиёко не изменила своему главному правилу и исполнила то, за чем к ней приходили Ёны. Заражение ксеновирусом больше не угрожает миру, и в этом была ее не меньшая заслуга.

У него было полчаса, чтобы проститься. Эти дорогие тридцать минут растаяли в объятиях с Трэем, с близкими и родными ему людьми. Кто-то спрашивал, что случилось, кто-то тихонько плакал, и эти слезы скатывались также неупорядоченно, как капли конденсата по стеклу космолета, взмывающего навстречу красной точке – взошедшему солнцу.

Машущие люди, песчаный берег, горное озеро, в зеркале бытия которого отражался взлетающий космолет, извилистая пуповина реки, питающая ледяные воды океана – ландшафт скоротечно уменьшался, пока не скрылся за клочьями облаков. А Ён все смотрел куда-то вниз, и те долгие километры, которые он наматывал в беспомощности и потерянности на протяжении многих лет, проносились с дикой скоростью. Глядя на пройденный путь, казавшийся когда-то бессмысленным, отягощающий своей пустотой и обреченностью, Ён неожиданно понял, что эта дорога жизни подарила ему множество смыслов и исполнила его мечты из несбывшегося будущего.