Увидев, куда направлены их изумленные взгляды, констебль Лайонс пояснил:

— Это старинный символ, господин Маршалл, и мы его почитаем. Пеликан олицетворяет самопожертвование во имя всеобщего блага. Напоминает нам о том, что каждому воздастся по делам его.

— Это печать нашей сестринской общины, — добавила старуха. — Ордена Саронских Роз.

Норрис обернулся к ней.

— Кто вы? Что это за место?

— Мы члены Розового креста, сэр. А это станция для путников. Для путников, нуждающихся в убежище.

Норрис подумал о скромном доме на Желудевой улице с дверной перемычкой, на которой были вырезаны пеликаны. И вспомнил, тем вечером Уильям Ллойд Гаррисои был в числе прибывших джентльменов. А еще он вспомпил наушничанье хозяев соседних магазинов — те толковали о незнакомцах, что бродят по округе после наступления темноты, по той самой округе, которую констебль Лайонс объявил запретной для Ночной стражи.

— Они аболиционисты, — пояснила Роза. — Это дом для беглых.

— Станция, — поправил Лайонс. — Одна из тех остановок, которые розенкрейцеры устроили по пути на север, в Канаду.

— Вы прячете рабов?

— Рабов не существует, — возразила старуха. — Ни один человек не может быть собственностью другого. Все мы свободны.

— Теперь вы понимаете, господин Маршалл, — проговорил констебль Лайонс, — почему нельзя говорить о доме на Желудевой улице. Доктор Гренвилл заверил нас, что вы поддерживаете движение аболиционистов. Если вас когданибудь поймают, ни в коем случае не упоминайте об этом месте, ибо тем самым вы подвергнете опасности бесчисленное множество людей. Страданий каждого из них хватило бы на десять жизней.

— Клянусь вам, я никого не выдам, — пообещал Норрис.

— Мы занимаемся опасным делом, — продолжал Лайонс. — И сейчас мы рискуем как никогда. Мы не можем позволить, чтобы нашу организацию разоблачили, особенно теперь, когда столько людей, имей они возможность, с радостью бы искоренили и уничтожили нас.

— Все вы члены этого ордена? И даже доктор Гренвилл? Лайонс кивнул.

— И это снова тайна, которую никому нельзя раскрывать.

— Но отчего вы помогаете мне? Я ведь не беглый раб. А если верить господину Пратту, я просто чудовище.

— Пратт — гадина, — фыркнул Лайонс. — Если бы я мог, я выкинул бы его го Ночной стражи, но он интригами привлек к себе всеобщее внимание. Нынче стоит лишь открыть газету, и непременно прочтешь о свершениях «героического» господина Пратта, «выдающегося» господина Пратта. В действительности же этот человек — тупица. Ваш арест должен был стать его главным триумфом.

— Поэтому вы помогаете мне? Только чтобы воспрепятствовать его триумфу?