— Необязательно трезвонить всем подряд. Достаточно сказать одному человеку, и он поймёт, как это использовать.

— Кому?

Долгорукая выразительно посмотрела на него, намекая на то, что Сергей знает этого человека.

— Ситри?

— В правильном направлении мыслишь. После Гражданской войны, власти сделали всё, чтобы не оставить от коммунистической идеи даже камня на камне. Вернее, почти не оставить. Разрозненные левые группировки очень удобны элитам, как наёмники, которым можно доверить самую грязную работу, а потом отмазаться. Впрочем, уж как я их берегла и лелеяла, укрывала в своих владениях от преследований Ледниковых, Орловых и остальных…

— И тем не менее, они всё равно стояли в тени недавнего восстания.

— В тени стояли не они, а СБИ. Но красные действительно там массово участвовали. Не удивлюсь, если именно Волков их и переманил на свою сторону, — Долгорукая откашлялась — Поэтому, я и проверяю все «подарки» от Ситри. С коммунистами по-другому нельзя. Они пока слабые — покорные, а как только почувствуют силу, то растерзают, как стая голодных псов. Но даже на первой стадии, нужно быть внимательной. Ибо для них я и все наверху, кто их кормит — враги народа, угнетатели и эксплуататоры. Нелюди — в отношении которых не должно быть даже соблюдения договорённостей.

— После услышанного тобой, не могу с ними не согласится.

— Я тоже, малыш. — произнесла Долгорукая — Я была бы рада дожить до того дня, когда коммунистический демон возродится и утопит весь Ирий в крови. Вот это было бы зрелище!

Сергея поражало безумие этой женщины. Она желала смерти существующей пирамиде, будучи сама, далеко не в самом её низу. Драгунов внимательно смотрел в лицо старухе через стекло, пытаясь найти в её глазах, хотя бы намёк на логику этого желания. Долгорукую «оторвали» от этого телохранителя, с которым ей нравилось. Так может это был всё-таки не плен? Может быть, она сама сдала свою семью, чтобы остаться с любимым? Сергею всё ещё с трудом верилось в то, что существует именно настолько мазохистская форма безумия. Когда сидеть на цепи у насильника приятнее чем иметь ВСЁ.

— Я честна, — воскликнула Долгорукая, как будто знала о его мыслях — Честна сама с собой. Я не лицемерка, которая врёт сама себе. Все прочие аристократы, пытаясь оправдать свою жестокость, придумывают различные идеи. Идеи, которыми обосновывают бесчинства, в первую очередь, перед собой. Они не хотят быть «разбойниками» и «маньяками», они видите ли, выше этого. Они преследуют более высокие цели, вроде «сохранения власти и привилегий». Ха! Я над этим не задумываюсь. Я убиваю, потому что это весело. Мучаю, пытаю, потому что получаю от этого наслаждение. И не скрываю этого. Я не пытаюсь ограничить себя, например, тем, что «не трогаю детей». А потом лицемерно бахвалится, что я «тварь, но с кодексом чести».