Я пожимала плечами, чувствуя себя виноватой перед доверившимися нам жителями Города Надежды. Восстановить испорченные индикаторы запаха не удалось…
– Толкаться здесь, мадам, нам теперь не пристало. Не позволяет этикет «знатных людей грядущего», – заметил француз де Грот.
– Вот и займи место Бемса, – посоветовал Билл. – Духи парижские любишь? Значит, есть у тебя маркизское чутье. Не хуже собачьего.
– Пробовал, Билл, пробовал. Но нос мой оказался хоть и длинный, но… тупой.
Мы действительно попробовали заменить индикатор человеком, но неудачно.
– А еще аристократ! Видно, вонь парижских ночлежек у тебя обоняние отбила.
Я заторопилась в Директорат и, пообещав нашим «безработным» непременно найти выход, побежала. Николай Алексеевич все-таки приучил меня бегать!
Впереди на бульваре показалась так хорошо мне знакомая подтянутая фигура статного широкоплечего человека, с иголочки одетого. Он шел, гордо неся голову, словно у него срослись шейные позвонки.
Я сбавила шаг. Не хотелось его догонять. Он ведь всегда делал вид, что не замечает меня. Напускное пренебрежение оскорбляло. Но на это он и рассчитывал.
Почему люди, когда-то близкие, могут так перемениться? Неужели от любви до ненависти только шаг?
А была ли любовь? Была ли она у девчонки, «пытавшейся пристроиться», как уколола меня однажды его мать? А была ли любовь у него, избалованного красавца, которому понадобилось подчинить себе «строптивую азиаточку», как он меня прозвал? Не решилось ли все его самолюбием и себялюбием?
Тщетно пыталась я оправдать его, понять, взять вину на себя.
Ну и что ж! Вина моя бесспорна. Но не в том, что я ушла от него, а в том, что «выскочила» замуж.
И как я была слепа! Не видела ничего, кроме броской наружности. Не разглядела за высоким ростом приземистого человечка, ползающего среди обретенных им удобств!
Однако я так и не прозрела полностью!
Юрий Сергеевич продолжал удивлять: после приезда сюда он ни разу не повидался с сыном. Пусть ему неприятно появляться у нас с Николаем Алексеевичем в доме, но в Школу жизни и труда, где по Уставу Города воспитывался Алеша, он мог бы заглянуть!..
Идя следом за ним, я не хотела думать о нем, честное слово! Скорее беспокоилась о белках кандиды с биофабрики, количество которых продолжало расти, не поступая в переработку. Шульц распорядился доставлять их в дальний угол Грота. Там было как в погребе. Сказывался обнаженный ледяной массив, в который мы продолжали вгрызаться.
В Хрустальном зале Директората все приглашенные уже сидели за столом. Шульц укоризненно посмотрел на часы. Полторы минуты опоздания! Все из-за того, что я перешла с бега на шаг. Я извинилась.