«Будущий я», который дает мне советы во сне? А я и правда никогда в него до конца не верил. Только после того, как он вызвал у меня приступ сонного паралича, я начал прислушиваться к нему, а когда все обошлось, я продолжал возвращаться в одно и то же сновидение, чтобы поговорить с ним из чисто корыстных соображений. Но в глубине меня… то есть здесь… я так и не примирился с мыслью, что «будущий я» может вернуться в прошлое – вернуться во сне – ради общения со мной.
Внезапно Жак понял, что должен расквитаться со своим бессознательным, если хочет допустить мысль о том, что Ж.К.67 изобрел свой знаменитый «Атон».
Он дотронулся рукой до нейрона, и его сознательное подключилось к бессознательному. Он вспомнил свое рождение, глубоко травмировавшее его.
Мой первый сон был резко прерван. Я до сих пор не оправился от этого.
Мой первый сон был резко прерван. Я до сих пор не оправился от этого.
Ему снова вспомнился момент, когда он, будучи младенцем, осознал, что отделен от мира. До того времени он считал, что составляет единое целое с мамой, а потом, в девять месяцев, на его глазах… нет, не он… мама покинула его. Невозможность заставить ее вернуться оставила глубокий след в его душе.
Первое расставание с мамой было ужасным, хоть оно и продлилось всего лишь несколько часов.
Первое расставание с мамой было ужасным, хоть оно и продлилось всего лишь несколько часов.
Затем он мысленно пережил тягостные минуты, когда отец заставлял его есть красное мясо с кровью, вспомнил и пуловеры, чересчур узкие горловины которых сдавливали ему шею, потому что были ему малы. Бессознательное все запомнило. Бессознательное ничего не простило. В его памяти хорошенько засело: «с тобой плохо обращаются», «тебя не уважают», «то, что происходит с тобой, несправедливо».
Он подумал о смерти своего отца.
Еще одна несправедливость.
Еще одна несправедливость.
Он подумал о ране на лбу, которую получил из-за Вилфрида.
Мне казалось, что я давно простил его, но нет, я все еще сержусь. В действительности мне всегда хотелось, чтобы он был наказан как можно более жестоким образом за мое унижение, за шрам, вызывающий любопытство у людей, с которыми сводила меня жизнь.
Мне казалось, что я давно простил его, но нет, я все еще сержусь. В действительности мне всегда хотелось, чтобы он был наказан как можно более жестоким образом за мое унижение, за шрам, вызывающий любопытство у людей, с которыми сводила меня жизнь.
И если бы только Вилфрид. Он помнил все унижения, пережитые в детстве: публичное оглашение плохих оценок, насмешки старост класса, ухмылки директора, заведомо уверенного в его никчемности.