Но неожиданно резкий и властный голос вывел обоих из состояния сладкой дремы.

- Вернулись в свои кресла! На твердую почву. Мы снова полны сил и энергии. Мы в прекрасной форме. В отличном настроении. Наш мозг ясен. Мысли работают четко... Открыли глаза! Напрягаем все мышцы, будто готовясь к прыжку. А теперь встали на ноги – легко, пружинисто, бодро. – Гроссе позволил себе улыбнуться, самодовольно и покровительственно: – Ну? Где ваша усталость?

- Я только что парил среди звезд, расправив могучие крылья, как орел над океаном! – воскликнул Гроэр. – Удивительное ощущение. Никогда не испытывал ничего подобного. Вот только... есть еще больше захотелось.

- Не веди себя, как капризный ребенок, Гро. Потерпи, – по-отечески одернул его Гроссе. – Осталась одна небольшая профилактическая процедура, и мы сможем вплотную заняться чревоугодием.

Клара застыла. Каждый нерв, каждый мускул, каждая клеточка в ней снова напряглись до предела.

- Какая еще процедура? – возмутился юноша. – Опять эти нудные обследования? Неужели хотя бы сегодня, в мой первый день на воле, нельзя обойтись без них? Я не хочу!

- Именно сегодня и нельзя. – Гроссе был терпелив как никогда. – Ты ведь уже кое-что смыслишь в медицине. Похвалялся стать хорошим врачом. Так посуди сам: человек со дня своего появления на свет живет в тихом уединении. И вдруг его жизнь резко меняется. Каскад эмоций, впечатлений. К тому же долгий, утомительный переезд на машине, на которой он никогда прежде не ездил и таких скоростей не испытывал. Реакция организма может быть самая непредвиденная. А я за тебя в ответе, Гро, ты ведь знаешь. Мой долг держать тебя под наблюдением хотя бы первые дни, до полной адаптации к новой среде.

- Ну хорошо, – нехотя уступил юноша. – Но учтите, все это мне безумно надоело.

С недовольным видом Гроэр собрался снять с себя куртку.

- Не здесь, – остановил его Гроссе. – Мои приборы в соседней комнате.

Красноречиво и шумно вздохнув, Гроэр поплелся к двери. Все трое перешли в донорскую. Юноша огляделся по сторонам. Задержал взгляд на развешенных по стенам гравюрах.

Клара наблюдала за обоими, за их движениями, выражением их лиц, реакциями. При всем своем сходстве они казались ей сейчас совершенно разными. И дело было не только в возрасте. Один – расчетливый и лицемерный, не допускавший никого в свой внутренний мир, привыкший переставлять людей как шахматные фигуры на своем жизненном поле, заранее знавший, кого выпустить вперед, а кого приберечь прозапас, кем в нужной комбинации прикрыться, а кого принести в жертву, знавший массу обманных ходов и маневров, усыпляющих бдительность противника и загоняющих его в тупик.