«Как тот Рикки Рикардо, за которого Люси замуж выскочила», – проговорила она, хотя и помнила, что он не был мексиканцем. Он был с Кубы.

«Впрочем, это неважно». Все они на одно лицо и болтают между собой на испанском, какая разница?

Миссис Шнайдер продолжала растирать руки, будто пыталась вымыть их без мыла и воды. Она не останавливалась ни на секунду.

«Джейни», – повторила она еще раз.

Женщина вспомнила не только дочь. Были и другие девочки: и девочки, с которыми Джейни ходила в школу, и чуть младше. Девочки, которых тоже нашли в лесу разорванными на кусочки, девочки, от которых остались лишь головы.

Как будто какая-то некогда туго затянутая повязка стала отклеиваться, отходить у нее в мозгу.

И под повязкой обнаружилось что-то красное, что-то черное и пульсирующее: рана, которая так и не зажила, а лишь гноилась.

И теперь, когда она оголилась, миссис Шнайдер не понимала, что делать. Эти мексиканцы не могли убить Джейни или других девочек. Это кто-то другой.

«Но те девочки всегда умирали в ноябре. Помни не зря день ноября».

Нет, стишок как-то иначе звучит. Там «Помни не зря пятый день ноября», и это не про Америку. Это о каком-то заговоре в Англии. Но девочки умирали в ноябре, и Джейни тоже.

«А эти умерли в июне, и это неправильно. Не то время. И они даже не из Смитс Холлоу. Они чужаки, как и эти мексиканцы».

Вот почему это произошло. Потому что мексиканцы сюда приехали, и они чужаки, и теперь другие чужаки умирают в неправильное время, а значит, виноваты все же мексиканцы.

Когда миссис Шнайдер это осознала, она прекратила тереть руки. На нее накатила волна облегчения. Все снова в порядке. Она была права с самого начала.

«Но что делать?»

Она не надеялась, что шеф Кристи может чем-то помочь. Он, в конце концов, даже на работу одного из них взял. А его отец, казалось, совсем не беспокоился о судьбе Джейни.

О бедной маленькой Джейни. Мертвой маленькой Джейни.

Но она не была единственной мертвой девочкой. Были и другие, и другие родители тоже рыдали. Интересно, а они тоже вспомнили?