Это действует гораздо лучше любых уговоров, великое дело абсурд. Эдгар, уж на что он сейчас ошалевший, неуверенно улыбается. Но тут же снова хмурится, спрашивает:

– Так я что, машину разбил?

– Да нормально всё будет с твоей машиной, – твёрдо говорит ему Стефан. – Крыло чуть-чуть помялось и бампер, а так даже стёкла целы, эвакуатор её уже в сервис увёз, страховка покроет, только завтра к ним съездишь, или послезавтра, когда оклемаешься, обязательно нужна твоя подпись, они просили в течение трёх дней.

Так уверенно говорит, что даже Эдо почти вспоминает, как искал в чужом бардачке страховой полис с номером, и как радовался, что нашёл. Хотя не было ни полиса, ни номера, ни бардачка, ни машины, ни аварии, ни, тем более, эвакуатора, чур меня, ужас какой.

– Я успел взять машину в прокате, пока ты в себя приходил, – говорит он, стараясь звучать так же убедительно, как Стефан. – И доктору Тони уже позвонил. Его-то хоть помнишь? Тоже нет? Ладно, вспомнишь. Сейчас важно, что он нас ждёт и просил по возможности побыстрей.

– Блин, – улыбается Эдгар. – Спасибо! Правильно я живу, получается, раз у меня такие друзья… Слушайте, странно я всё-таки как-то ушибся. Вроде нормально всё помню, даже свой адрес и номер машины, а вас почему-то забыл.

– Ещё и не такое бывает, – утешает его Стефан. – Непостижимая штука человеческая башка. Что всё остальное помнишь, это отлично. Значит, не опасная травма, вылечить будет легко. А мы с тобой, в крайнем случае, заново познакомимся. И отметим знакомство, как только доктор тебе разрешит.

По дороге Стефан, якобы желая проверить, до какой степени пострадала ушибленная в аварии голова, жадно выспрашивает у Эдгара подробности его жизни. Конечно ему интересно, когда ещё повезёт так много узнать о наваждении, затмевающем разум и подменяющем память уроженцев Этой Стороны.

Эдо ведёт машину и слушает, как Эдгара, Блетти Блиса, самого удачливого контрабандиста из всех, кого носила земля, якобы задолбала банковская работа на удалёнке, а ещё больше локдаун, летом в Эстонию съездил, и с тех пор никаких путешествий, даже в какой-нибудь сраный Тракай поехать нельзя; как тот якобы взял на работе отпуск и пил неделю без просыху, но потом понял, что так становится только хуже, проспался, пришёл в себя, сел в машину и поехал, назло дурацким ограничениям, куда глаза глядят, твёрдо решил, если поймают и оштрафуют, у меня сосед служит в адвокатской конторе, поможет составить жалобу, в суд на них, к чёрту, подам.

Эдгар так горячо рассказывает, размахивая руками, словно правда всё это пережил. А Стефан слушает и поддакивает. И между делом вворачивает вопросы про школу, родителей, женщин, выясняет подробности морока, который, с точки зрения Эдгара, и есть его жизнь. Эдо, который в последние годы чего только не навидался, чувствует, как по затылку стекает струйка холодного пота, словно овеществился кошмар. Всё-таки жуткая штука – забвение, даже чужое. Особенно, когда хорошо помнишь, как с тобой то же самое происходило, непоколебимую, естественную, само собой разумеющуюся уверенность, что чужие, никакого отношения к тебе не имеющие воспоминания и есть твоя единственная, настоящая, других не бывает, жизнь.