Где и с кем, где и с кем, с кем и что…

Дойдя до кухни…дойдя до кладовки, имитирующей кухню, что находилась неподалеку от входа, Дей открыл холодильник, старенький, но чистенький, и схватил очередную бутылку пива. Только тут передумал: выпустил горлышко и, захлопнув дверцу, развернулся на девяносто плюс девяносто градусов.

Лицом уперся в шкафчик – один из двух, что висели на стене.

Достал бутылку коньяка, там же отыскал стакан и объединил стекло и жидкость в священном, нерушимом союзе.

Чувствовал он себя перетраханным. Словно кутил и не отсыпался неделю. Да и ментальные щупальца Александра, которые сделали ему ментальное харакири, самочувствия отнюдь не улучшали.

С бутылкой в одной руке и со стаканом в другой, Дей снова прошел в гостиную. Усмехнулся – ему казалось, он топчется на месте. Казалось, он очутился внутри игрушечного дома, размерами метр на метр с половиной, и вот он ходит: перемещается от одного угла к другому, от следующего к последующему, и так беспрерывно, не имея шанса вырваться наружу. Он был Кен, а Барби где-то шлялась, укатив на розовой машинке.

Ему мерещились ужасные картины.

Он видел Лику в уродливых объятиях… в короткой красной юбке, но в незнакомом баре – когда в кафе, ресторане, буфетной…. мясистые волосатые руки, задираемую неторопливо юбку, и Ее, лицом прижатой к зеркалу – к стойке бара, к стене, на столе распластанной грудью, но все чаще – прижатой к зеркалу, что мог наблюдать глаза с поволокой и приоткрытый маленький рот…

Дей споткнулся и на этот раз едва не упал.

Бл…ь! Он даже потоптаться здесь не мог без опаски за что-то зацепиться!

Допив залпом налитое, он поставил стакан на тумбочку, которая стояла в полуметре от спальной двери, полнясь газетами и горой корреспонденции, и водрузил на ножки валявшийся на спинке стол.

Вернув себе и наполнив стакан, Дей тут же его осушил. Снова наполнил.

Он сел на стол, коньяк «уселся» рядом.

Глаза посмотрели прямо – им некуда было деваться, – а значит, на картину зеленого яблока, которая висела над бежевым диваном.

Эти пошлые сцены, которые приходили к нему ежечасно и в обязательном порядке еженощно, разлагали сознание получше выкрутасов Александра. Потому как Дей начинал в них верить: в этот самый момент Она была неизвестно где и могла заниматься всем чем угодно. В том числе позволять себя трахать очередному толстопузому дальнобойщику.

Дей вскочил. Не мог сидеть. Не мог со смиренным спокойствием рассматривать картину сияющего яблока – чистого, неиспорченного яблока, когда перед глазами стояли совсем иные яблочки – грязные и сращенные друг с другом.