– Вам что, черт возьми, не дороги пальцы и ребра?!
– Возможно, – со смешком отозвался пленник, – но я никогда не разговариваю с любителями пытать, душить и открывать порталы на ту сторону.
Бреннон едва удержался, чтоб не спросить, как часто из этого типа выбивали ответы, когда он не хотел разговаривать, поскольку, судя по его словам и поведению, опыт у него на сей счет был большой.
– Ну, со мной же вы разговариваете.
– О, – ответил незнакомец, – вы довольно вежливо спрашиваете, – и швырнул в лицо Бреннону стакан.
Сквозь обильный водопад, подкрашенный кровью, комиссар едва различил метнувшегося к окну человека. Удар стаканом в лоб мигом разбудил адскую головную боль. Натан попытался схватить гада, но тот толкнул его плечом в грудь и опрокинул на таз с водой. Грохот расколовшегося фарфора заглушил треск выломанных ставень и звук то ли прыжка, то ли падения. В надежде, что эта паскуда переломала себе ноги, Бреннон почти на четвереньках кинулся к окну, поскользнулся в воде и, доехав наконец до подоконника, в бессильной ярости свесился через него. Внизу не было ни души.
– Сбег, – тяжело отдуваясь, доложил Двайер. – Через ограду сиганул, и того.
– Где оборвался след?
Детектив махнул рукой, словно комиссар мог увидеть все прямо из мансарды.
– За углом, в самом конце улицы, лавка с бакалеей. Вот там следы обрываются.
Ворвавшись в мансарду, Двайер и ведьма обнаружили Натана у окна, но было уже поздно. Единственное, на что комиссар рассчитывал, приказывая начать погоню, – так это на то, что беглец все же где-то свалится или ведьма его настигнет. Не может же, в конце концов, так качественно избитый человек выпрыгнуть из окна, перемахнуть ограду и бежать…
Или он все же не человек. Потому что как он смог так взять и испариться посреди улицы?!
– Вы бы прыгнули? – спросила ведьма.
Комиссар задумчиво измерил взглядом расстояние до земли.
– Я бы прыгнул. Но не со сломанными же ребрами.
– Вы сломали ему ребра? – восхитилась Джен.
– Я? Нет. Я думал, ты…
– Нет! Вы же сказали – выбей из него имя, а не все воспоминания, начиная с детства!
– Твою ж мать! – прорычал Натан. Гад провел его, как младенца!