Нет… все было не так. Он все-таки
А потом плечо стало просто болеть, и он снова потер его и вспомнил о расплывчатых очертаниях Беаты и Лоуда, приобретавших форму у него на глазах.
Все это – он знал – было подстройкой платформы под него, и его – под платформу. Тепло взбегало по позвоночнику, будто судорога или музыкальный аккорд.
Он продолжил идти с возросшей уверенностью. Наплывали и уходили запахи масла и дыма. Таллен предполагал, что они реальны. Выдвижные мосты подъезжали к его ногам и с шипением убирались обратно, как только он сходил с них. Однажды коридор распахнулся вширь, и Таллен замер на площадке обслуживания, глядя вниз, на уходивший, казалось, в никуда ряд вертикально поставленных труб пятиметрового диаметра. Со своего места он насчитал две сотни.
Таллен ушел с площадки и продолжил путь, радуясь возвращению в коридоры, стен которых можно было коснуться. У него начинала болеть голова – видимо, последствия полета на рокоте.
Крошечные мехи, одноделы и наладчики, постоянно шныряли по коридорам, останавливались для получения указаний у комм-решеток и продолжали путь или поворачивали назад. Таллен поглядывал на них, постепенно замечал, что их становится больше, но далеко не сразу понял, что за ним собрался хвост примерно из дюжины, а поняв, почувствовал внезапный прилив тошноты и, рыгая, остановился у двери.
Когда дверь открылась, наладчики проскользнули мимо него внутрь, к ряду пьютеров. Взгляд Таллена привлекла висевшая в противоположном конце комнаты сложная монитория, с ее разнообразными примочками и вариантами развертки.
Боль пульсировала от затылка до висков. Таллен не мог отвернуться от монитории. На периферии зрения мошками плясали наладчики. Одна часть монитории казалась ярче других. Уставившись в нее, Таллен почувствовал, как загудела вся его голова. Он увидел на дисплее дождь и двоящееся изображение, и его едва не вырвало.
Большинство наладчиков убрались от монитории и покинули комнату, а оставшиеся машины выбросили кабели, сплетая паутину между друг другом и стеной.
Голова Таллена готова была взорваться. Комната померкла, и он мог видеть только сияние мигрени. Вихрь света в его черепе сжался и сфокусировался, и Таллен различил в нем детализированный геометрический узор.