«Все эти глаза, все боги – частицы одного и того же. Мать Земля, Христос, все верования от края до края света, и солнце, и земля, и луна, и планеты, и звезды небесные, люди и звери, боги и дьяволы, все сущее – все это едино!»

Глаза один за другим начали закрываться, сияние их потускнело, и как раз перед тем, как закрылся последний глаз, за миг до погружения в непроглядную тьму, в голове Абиты напоследок мелькнула еще одна мысль.

«Господи, я есть Ты, а Ты есть я».

Веки Абиты сомкнулись, дыхание сделалось вовсе неосязаемым.

– Держись, держись, – зашептал Самсон.

Слеза из его глаза скатилась на щеку Абиты… однако слеза та была ничуть не волшебной, а посему Абита вовсе не сделала глубокого вдоха, не открыла глаз, не улыбнулась ему сердечной, живой улыбкой. Абита всего лишь по-прежнему угасала, и стук ее сердца с каждым ударом становился все тише и тише.

Поглубже впившись когтями в дерн, Самсон снова воззвал к Матери Земле, почувствовал ее мощь, пульс ее волшебства глубоко в земных недрах, но Мать Земля попросту не откликалась на зов.

– За что? – прорычал он. – За что же ты от меня отвернулась?

Грохнул выстрел, за ним – другой, пули щелкнули о ветви дубов. Небо, вскрикнув, взмыл в воздух, с карканьем закружил над деревьями, угодивший под пулю Ручей рухнул наземь, забился в траве.

Самсон с гулким, утробным рыком поднялся на ноги.

Ручей вновь поднялся в воздух, вспугнутой рыбкой засновал из стороны в сторону, злобно шипя. В хвосте его зияла изрядных размеров дыра.

Захлестнутый яростью, вскипевшей в груди, в самом сердце, Самсон выступил из-за дубов, сверкнул золотыми глазами, устремив взгляд в сторону дома собраний. Внутри, за окнами, белели искаженные ужасом лица, треклятое человеческое оружие целило прямо в него.

Еще один выстрел расщепил надвое ветку над самой Самсоновой головой. Шумно вздохнув полной грудью, Самсон шагнул вперед.

– Я – и заботливый пастырь, и погубитель. Я – сама жизнь и сама смерть!

Дьявол, сам Дьявол вышел из-за огромных дубов!