Она вздыхает.

– Его посадили. И он не дожил до освобождения – какой-то сокамерник его прирезал. Но мама умерла еще раньше – от скорби, наверное. По крайней мере, отчасти. После… В общем, она уже не оправилась. А мы с Уиллом остались жить здесь. Поближе к Брэнди.

– Папа поэтому так дорожил скрипкой? Из-за Брэнди? Хотел время от времени видеть ее?

– Да, думаю, во многом поэтому. Во многом… – отвечает тетка, но как-то неопределенно. Уклончиво. Потом какое-то время молчит, словно набирается решимости… Боже, неужели даже это еще не все?

Впрочем, я догадываюсь.

– А откуда у папы на самом деле взялась эта скрипка? Ведь не от вашей матери, верно?

Она заламывает руки.

– В ночь смерти Брэнди он притащил домой много досок. А после заказал скрипичному мастеру инструмент. Особый инструмент, специально для себя. Но все равно… В то, чем она стала, твой папа превратил ее сам.

– Каким образом?

– Точно не знаю.

– Ну тетя Ина! – подгоняю я.

Она качает головой.

– Горе. Вина. Тоска. Как-то так. Он все играл, играл, и привидения начали потихоньку оживать. То тут, то там. Потом Уилл уже целенаправленно к этому стремился, призывал их. Увидел в том свое призвание. Поначалу. А потом уже, кажется, просто не сумел остановиться. Не мог ничего с собой поделать. Его словно оплело невидимыми нитями. Твой отец давно решил, что после его ухода скрипка должна перейти к тебе, но Джесс воспротивился. Настоял, чтобы тебя от нее оградили.

Все сходится: волшебную силу этой штуки вызывает только скорбь – ибо она сотворена из скорби.

– А Джессу известно, что папа… – автор скрипки?

– Не думаю. Я ему никогда не говорила. Уилл не хотел, чтобы дети знали. Ему было важно, чтобы вы просто полюбили музыку.

Что ж, пусть так. Поверить в папино горе, придавшее скрипке магическую силу, нисколько не сложнее, чем в то, что искусство заклинания призраков каким-то образом сообщили ей наши ирландские предки-колдуны. Мне ли не знать, как могущественно горе. Оно захлестывало меня океанскими волнами с ног до головы. Я захлебывалась им. Так что́ ему стоило обычную конструкцию из отесанных досок превратить в орудие вызова духов? Ну а скорбная энергия исполнителя, вливаемая в инструмент ежедневно, довершила дело. Очень просто и правдоподобно.

Но вот то, что папа обманывал меня, хотел втянуть, вовлечь в свое личное горе и взвалить ответственность за него на мои плечи… Ох.

Раньше я никогда не чувствовала к нему жалости в простом, земном смысле – он казался настолько выше всего земного! – а теперь чувствую. И это чувство – совсем не то, что девочке, любой девочке, хотелось бы испытать по отношению к отцу. Все эти последние четыре года я лелеяла в сердце идеальный образ – нерушимый источник душевного комфорта и поддержки, глубокую и неколебимую уверенность в нем; и вот он треснул прямо посредине.