* * *
Он обнаружил герра в дальней части замкового зала восседающим под знаменем Хохвальда. Войдя в зал, Дитрих услышал, как с треском захлопнулись ворота Главной башни, и увидел, что Манфред при этом тяжело вздохнул.
— Мой господин! — закричал пастор. — Вы должны освободить еврея!
Манфред, подпиравший кулаком щеку, удивленно поднял голову:
— Освободить его! — Он откинулся в кресле. — Известно ли тебе, что за этим последует?
Дитрих сжал кулаки:
Лицо Манфреда стало непроницаемым:
— Ты задеваешь мою честь. Любишь ли ты пламя настолько, что будешь лить слезы над тем, кто подносит к тебе факел?
— У него достаточно на то оснований.
Герр хмыкнул:
— И ты принимаешь искупление, которое последует за этим?
Во время восстания маркграфом был старый Рудольф Баденский, но Фридрих, возможно, унаследовал обиды отца так же, как и его земли. Дитриха передадут из ведения светского суда в руки суда церковного, если он попросит, но тот сможет лишь заменить петлю костром. И все же Карино убил своего инквизитора, Петра из Вероны,[241] и закончил жизнь в великой святости в обители Форли — где настоятелем служил родной брат Петра.
— Я не прошу о снисхождении, — ответил пастор. Манфред обратил взгляд в угол залы:
— Ты слышал, что он сказал?
— Я слышал.
Дитрих повернулся. Слева от него стоял старый еврей со следами побоев, а подле него растрепанный Тархан бен Бек. Малахай приблизился к Дитриху и в упор посмотрел ему в глаза. Тот вздрогнул, но затем покорно замер под пристальным взглядом иудея.
Наконец, Малахай отступил в сторону.