— Какая глупость! — вскричал Ойген.

— Вовсе нет, — сказал Дитрих, уже слышавший эту теорию от Ганса, равно как и от врача крэнков. — Марк Варрон однажды предположил ровно то же самое в «De re rustica»…[249]

— Это все очень интересно, пастор, — прервал его Клаус высоким, неестественным голосом, — но чума не похожа на остальные недуги и потому может не распространяться так, как заболевания монстров. — Затем обратился к Увальню: — Можете ли вы поклясться, что сказанное вами о своих «маленьких жизнях», верно и для нас? Я не раз слыхал, как ваши соплеменники говорили о различиях между нами.

Увалень махнул рукой:

— Что может быть, то может быть; но, что есть, то будет. У меня иные заботы, чем этот ваш «дурной воздух». Вы выживете или умрете, хотя и отрицаете последнее, тут уж как повезет с «маленькими жизнями». А вот мы можем только умереть. — Из-за бесстрастности тона говорящей головы от его заявления повеяло холодом. Дитрих хотел сказать монстру, что его доказательство неверно, а выведенное следствие неправильно. Что должно быть, будет; но чего не должно, то не обязательно, ибо может измениться по воле Божьей.

Тут Манфред ударил по столу рукоятью своего кинжала. Дитрих заметил при этом, как побелели костяшки пальцев герра.

— Разве твой доктор не может приготовить для нас лекарства? — спросил он. — Если чума естественна, то и лечение ее естественно, а у нас в деревне нет противоядия.

Увалень покачал головой почти как человек:

— Нет. Наши тела — и ваши, как я предполагаю, — натуральным образом имеют внутри себя множество «маленьких жизней», с которыми мы живем в равновесии. Следует осторожно направить соединение антижизни[250] так, чтобы оно поразило только вторгнувшихся извне. Ваши тела слишком странны для нас; мы не сможем различить, кто среди «маленьких жизней» друг, а кто враг, даже если нашему врачу и знакомо это искусство. Немалое умение требуется, чтобы создать соединение, которое выследило бы и уничтожило вторгнувшиеся «маленькие жизни». Создать чисто умозрительно новое вещество для живых существ, чье строение ему неизвестно, — это выше его сил.

Повисла тишина, и Манфред какое-то время сидел неподвижно под взглядами своих вассалов. Затем оперся обеими руками о стол и рывком поднялся, заставив глаза всех, за исключением Увальня, обратиться на него.

— Вот как мы поступим, — возвестил Манфред. — Всякому известно, что иметь контакт с больным смертельно. Мы должны оградиться и не иметь никаких связей с внешним миром. Никто не должен воспользоваться дорогой, идущей через деревню. Всякий, кто придет сюда из Фрайбурга или откуда-либо еще, должен обойти нас стороной, через поля. Всякий, кто попытается войти в деревню, будет остановлен — силой оружия, если потребуется.