— Чего ты хочешь? Нет!
— Я пришел спросить ивовой коры. Прости за мое вторжение. — Он попятился назад.
— Что ты сделал с ними?
Дитрих остановился. Она имела в виду тех, кто ушел? Или тех, кто умер в госпитале?
— Не делай мне больно! — Ее лицо покраснело от гнева, зубы стиснулись.
— Я никогда не причинял тебе боль,
— Ты был с ними! Я видела тебя!
Дитрих едва разобрал слова девушки, как ее рот раскрылся вновь; но на сей раз вместо криков страха оттуда извергся фонтан рвоты. Он был достаточно близко, часть попала ему на одежду, и омерзительная вонь быстро наполнила комнату. Пастора едва не стошнило.
— Нет, Господи! — закричал он. — Я запрещаю!
Но Бог не слушал, и Дитриха посетила безумная мысль: может, Он тоже заразился чумой и Его всеобъятная бестелесная сущность, «бесконечно протянувшаяся без предела или измерения», сейчас гнила в безбрежной пустоте Эмпирей, за хрустальными небесами.
Страх и ярость покинули черты Терезии, и она посмотрела на себя с изумлением.
— Папочка? Что случилось, папочка?
Дитрих раскрыл объятия, и девушка упала ему в руки.
— Вот так. Теперь ты должна прилечь. — Он порылся в суме, вытащил оттуда мешочек с цветами и прижал к носу. Но то ли аромат цветов выветрился, то ли вонь оказалась слишком сильной.
Пастор отвел Терезию в постель, подумал, что она уже легка, словно бестелесный дух. Как земля по природе своей стремится к центру, так и воздух желает попасть на небеса.
Грегор вошел в дверь:
— Я услышал, ты кричала… Ах, Владыка Небесный!
Терезия уже хотела идти ему навстречу:
— Входи, дорогой муж.