— Многие благие истины обращаются злыми людьми в свою пользу. А добрые люди сотворили немало зла в праведном рвении.
— «Кожаные руки».
Дитрих смешался:
— Это один из примеров. Среди них были добрые люди. — Он оборвал себя, подумав о торговке рыбой и ее сыне на фрайбургском рынке.
— Одного из предводителей «кожаных рук», — медленно произнес Иоахим, — звали Анжелюс.
Дитрих довольно долго молчал, а потом сказал:
— Тот человек мертв ныне. Но через него я постиг ужасную истину: ересь есть истина
— Так ты примирился бы с пороком, как это делают конвентуалы?
— Иисус сказал: плевелы будут расти вместе с зернами до самого Судного дня, — ответил Дитрих, — потому в церкви можно отыскать людей как добрых, так и растленных. По нашим плодам узнают нас, а не по именам, которые мы себе даем. Я пришел к убеждению, что благодать скорее в том, чтобы сеять зерна, а не искоренять плевелы.
— То бы сказали и плевелы, будь у них дар речи, — сказал Иоахим. — Ты ловишь блох.[272]
— Лучше ловить блох, чем сразу рубить головы.
Иоахим поднялся с валуна и пустил камешек по поверхности мельничного пруда.
— Я поступлю так, как ты просишь.
* * *
На следующий день восемьдесят жителей деревни собрались на лужайке под липами, приготовившись к отходу. Узлы с пожитками были заброшены на спину или свисали с шестов, перекинутых через плечо. У некоторых был ошарашенный вид скотины, загнанной на бойню, такие стояли неподвижно в тесноте, опустив глаза. Жены без мужей, мужья без жен. Родители без детей, дети без родителей. Люди, на глазах которых соседи иссохли и почернели в смрадном тлене. Некоторые уже пустились в одиночестве по дороге. Мельхиор Мецгер зашел к Никелу Лангерману, лежавшему на соломенном тюфяке в госпитале, и обнял того в последний раз, пока Готфрид не прогнал мальчика прочь. Больной метался в тяжелом бреду и все равно ничего не понимал.
Герлах-егерь стоял в сторонке и наблюдал за собравшимися с немалым неудовольствием. Он был невысоким, крепко сбитым мужчиной с узкой черной бородкой, и множество лет, проведенных в лесу, отпечатались на его лице. Охотник носил грубую одежду, за поясом держал несколько ножей. Все его походное снаряжение составляла толстая дубовая палка, обрезанная и оструганная по собственному вкусу. Он стоял, опершись о палку обеими руками и положив сверху подбородок. Дитрих заговорил с ним:
— Как думаешь, дойдут ли они благополучно?
Егерь отхаркнул и сплюнул:
— Нет. Но я сделаю все, что в моих силах. Научу их ставить силки и капканы, один или двое здесь, возможно, даже знают, каким концом вставлять стрелу в самострел. Я смотрю, у Хольцхаймера лук. И топор. Это хорошо. Нам понадобятся топоры. Ах! Нам