— Иногда тупая боль режет, словно нож.
— А я веду диспут, в то время как ты страдаешь. Неужели не осталось больше ваших особых лекарств?
— Нет, Ульф нуждался в них намного больше. — Ганс попытался на ощупь отыскать Дитриха. — Шевелись, дергайся. Я тебя едва вижу. Я охотно поспорю с тобой по серьезным проблемам. Непохоже, чтобы у тебя или у меня были на них ответы, но это слегка отвлекает от боли.
Мгла надвигалась вверх по дороге на Оберрайд. Священник поднялся:
— Может, тогда нужно заварить чая из ивовой коры. Она облегчает людям головную боль. Есть шанс, поможет и тебе.
— Или убьет. Или же я найду источник недостающего
— И все же, если оно притупляет боль… Грегор? — позвал Дитрих каменотеса, сидевшего подле старшего сына внутри кузницы. — У нас есть немного заваренного настоя ивовой коры?
Тот помотал головой:
— Терезия нарезала коры два дня назад. Мне сходить за ней?
Пастор отряхнул одежду:
— Я сам. — И, обращаясь к Гансу, добавил: — Отдыхай. Я вернусь со снадобьем.
— Когда я умру, — ответил крэнк, — а Готфрид с Беатке выпьют мою плоть в мою же честь, каждый даст свою долю другому из «любви-к-ближнему», и тем самым количество от этого обмена удвоится. Бва-ва-ва!
Смысл шутки ускользнул от Дитриха, он предположил, что у друга начинает мутиться рассудок. Священник пересек дорогу, помахал Сенеке, трудящемуся в мастерской отца. Тот вырезал могильные плиты. Дитрих уже говорил каменотесу не беспокоиться об этом, но Грегор возразил:
— Какой смысл жить, если люди забудут тебя после твоей смерти?
Дитрих постучал по дверному косяку дома Терезии и, не получив ответа, крикнул:
— Ты не спишь? Нет ли у тебя заваренной ивовой коры?
Пастор постучал снова, раздумывая, не ушла ли Терезия в Малый лес. Затем потянул за веревку на засове, дверь открылась.
Терезия босая стояла в центре земляного пола, в одной ночной рубашке, в руках она скручивала и мяла передник, а увидев гостя, закричала: