— Думаю, ты знаешь, что мы, бессмертные, живем в двух мирах и в этот приходим с другого? Я не исключение. Вот только я оставил тот мир, навсегда перебравшись в этот. Решив, что это лучше позорной смерти спившегося калеки. Ты спрашивала — знакомы ли мне унижения? Я был офицером. Хорошим офицером. Имел награды, благодарности, в ряде стран правители звали меня генералом или главным инструктором для своих войск… вот только в какой-то момент я был ранен. Ранен, выполняя свой долг. Только не тот долг, что возложило на меня правительство, а тот, что лежит на каждом мужчине. А после, стал не нужен своей стране. Жилье, которое считал своим, оказывается ведомственное, накопления многих лет — испаряются в кабинетах врачей, только на то, чтобы они развели руками… а дальше начинаются унижения. Вот тут уже тебе не понять, каково это, имея только одну руку, не иметь возможности не то что ходить, а лишний раз согнуться, рискуя травмировать позвоночник и потерять последние капли подвижности. Каково стоять каждый месяц по несколько часов в очередях, в больницах, среди таких же как ты, для того, чтобы подтвердить инвалидность и продлить выплаты, которых хватает только на самый минимум продуктов. Когда люди, вместо того, чтобы помочь на улице — отворачиваются, отходят подальше, чтобы мой вид не беспокоил их глубоко запрятанную совесть… когда тебя не берут работу, где не нужны ноги и хватит одной руки, только по той причине, что туда взяли сто килограммового племянника главного бухгалтера и еще девочку студентку, так как работу он не знает и надо, чтобы она его разгрузила…. Как начинаешь все больше и больше прикладываться к бутылке, чтобы отключиться от этого, как начинаешь воспринимать свою деградацию за благо, так как, чем ты тупее, тем проще воспринимать мир вокруг…. А у тебя целые ноги и руки, и надо-то всего навести порядок в голове. Дура ты просто.
Девушка всхлипнула и выдавила:
— Я дура-а-а! Я от плода избавилась! — и зарыдала прижавшись к коленкам, словно хотела их раздробить.
— Чего ты сделала? — Затупил в первую секунду я, не отошедший от собственной исповеди.
— Я ребенка убила, нашла на стоянке нужные травки и исторгла из себя плод… не могла, чтобы он был во мне! А он то ни при чем! Я ужасная, я…
Я, чувствуя себя совершенно растерянным, сделал то, что сделал бы любой мужчина в этой ситуации — сел рядом и обнял девушку, прижав к себе, давая выплакаться. Дав немного выпустить ей пар, тихонько сказал:
— Мил, все мы совершаем глупости и зачастую такие, о которых нам стыдно признаваться, но надо находить в себе силы исправлять их. Да, ты прервала невинную жизнь, но у тебя есть возможность спасти десятки других, всего лишь надо прекратить жалеть себя, а начать жить. Жить так, чтобы ошибки прошлого не прошли напрасно и стали не грузом на совести, а опытом. Жить так, чтобы друзья ставили тебя в пример, а враги захлебывались злобой, от зависти к твоим успехам. Жить так, чтобы никто не усомнился, что за тобой можно пойти, и ты выведешь их из трясины проблем и сомнений. Жить, а не умирать, оставаясь в памяти друзей слабой и безвольной дурой…