Сирена взвыла, когда она пролетала над спящими.
7 мая, ситуация тревожная
Вскочил от воя. Где, что – не пойму. Ясно только, что «сторожок» сработал. Темно, только угли костра едва рдеют под серым пеплом. Клоп включил фонарик – да снопом света прямо мне в глаза! Мне только почудилось, будто над нами пролетело что-то. Воздух слегка всколыхнулся, это точно. «Стреляй!» – орет мне Кошмарик, а куда стрелять? Ничего не вижу. Когда отморгался, опасность уже миновала. «Птица, наверное, – бурчу я, укладываясь сызнова. – Просто птица».
Клоп с Кошмариком меня раззявой обозвали, а за что? Сами-то не лучше. Надо было освещать цель, а не меня. В кого мне стрелять, ослепленному? В черноту? А сами что же – безоружные? Зачем им стволы – мушкой спину чесать?
Высказал я им эти соображения и до рассвета так и не заснул – маялся то в полудреме, то в полном бодрствовании, ловя ухом каждый шорох. Мысли в голову лезли… странные.
Почему я не выстрелил вверх на колыхание воздуха – вот что интересно. Попал бы, не попал бы – вопрос второй, но почему не нажал на спуск? Ведь по идее должен был. На автоматизме. Как всякий лазутчик, прошедший не одну планету со зверьем, я и жив-то до сих пор только потому, что в критических ситуациях стреляю раньше, чем осознаю свои действия, и вот что примечательно: стрелковый рефлекс часто был спасителен, иногда бесполезен, но вреден – никогда. Так почему же я не выстрелил?
Вспомнил все до мелочей – понял. Палец на спусковом крючке не согнулся – вот почему. Спросонья, наверное. Знаете, как бывает в кошмарном сне, когда ты то ли убегаешь от опасности, то ли, наоборот, гонишься за кем-то, а ноги не двигаются, словно отсиженные. Отвратительные сны, терпеть их не могу. Ну а тут, видно, то же самое, только с пальцем на спусковом крючке. По инерции. Не успел я, видно, понять, где кончился сон и началась уже явь.
Не очень убедительное объяснение, но иного я не нашел.
А пролетела над нами, конечно, птица. Наверное, случайно. Хотя встречались мне такие пташки, что с ними можно только свинцом разговаривать. Но эта не из тех – во-первых, всего одна, а во-вторых, пугливая. «Сторожок» ей дал децибелами по ушам, больше не сунется.
На рассвете загудела земля, заходила ходуном, но не так сильно, как при первом землетрясении, и вскоре угомонилась. Клоп сказал, что это первый, но не последний из повторных толчков. Норма, в общем. Так и должно быть, опасаться нечего. После большого землетрясения всегда бывают повторные толчки, и всегда они слабее основного.