– Я, Господи, проклинаю, умри, или меня убей… Бог мерзость, Бог свинья… Дьявол злой, я готовлю ему могилу…

Глядя на девицу, Манька понимала – не врет. Так оно и было, хоть и читала по бумажке. Бог отнесся к ней по-свински. Она злится, наверное, вопиет о несправедливости. И что бы не говорила, чтобы не делала, ей не дано изменить предначертанное. Бог не любил ее. Спаситель не любил ее, прокляв прежде, чем родилась, когда вооружил против нее армию вампиров. Она не любила ее. Положа руку на сердце, Манька призналась себе: быть Богом, пожалуй, приятнее, чем быть Ее Величеством – в руке Бога жизнь и смерть. В гостиной собрались именно боги, которые осознавали свое величие.

Приятные мысли приходили сами собой, когда взгляд ее падал на истерзанное тело: «Мы спим рядом с вами, одеваемся, как вы, ходим посреди вас. Но вы не можете послать нас на смерть, а мы можем. И пошлем – не раз и не два! И будете убивать друг друга. Мы будем смотреть на вас, и говорить с вами, и вы будете пить наши слова, как мед. Вы нуждаетесь в нас, во всех, кто сидит здесь, тихо обсуждая последние новости. Не об убитых, конечно же, о Благодетелях, которым за морем не сидится. Что вы без нас? И побежите от нас к ним, а там то же самое… – мысли ее стали грустными. – К нам почему-то не бегут… ну и не надо! – и тут же избавилась от них. – Это у них с кровью проблемы, а у нас ресурсы неограниченные! Пей, ешь, сколько влезет, и налоги не плати, если мышца над тобой простерта крепкая. А как хотели, поесть нашей плоти, попить нашей кровушки, мощами нашими подлечиться, помолиться на своих костях в церквях наших и корить нас за то, что берем плату?»

– Эй, ты, руку мне порежь! Порежь, я сказала!..

– Господи, вы видите, она руку мне… заступись, Господи, посмотри, что эта тварь сделала! – увещевать было приятно. Манька подняла окровавленную руку, возведя очи к небу, обошла мужа и встала напротив, смачно плюнув ему в глаза. – Смотри, что ты наделала! Ядовитая змея! Отомстится тебе в семьдесят семь раз семеро! – обошла его еще раз, вставая за спиной, за мужчиной, который держал девицу. – Господи, разве не грешница перед тобой? Воззри, Господи, на обиды мои! Разве гнали бы меня люди? Видят они – злое человеческое нутро у всех на виду! Валит с ног чудовище, убивает. А мы кажем его и тебе, Господи, и человеку. Кто как не ты проклял бы… ее первым? Вот и прокляни, Господи, защити нас от зла, – Манька развела руками, – нас всех! И Дьявола накажи, если недостойно и милосердно покарает виновницу!

– Иди к нам, к нам! Мы ждем! Мы защитим!.. – нежно позвала молодая фрейлина невесть кого, но и она не могла смотреть на жертву равнодушно. Задумалась, разглядывая кусок измученной плоти, и вдруг закапризничала, поворачиваясь спиной. – Я не хочу никого звать… Я-то позову, а спать потом как? Вдруг придут… Наши-то, небось, приходят! Дьявол, Бог – к чему они мне здесь? Пусть они там убьются! Не буду звать, я боюсь!