К слову сказать, такая особенность тут же была подмечена вампирами и взята на вооружение, помогая выискивать среди миллиона обезличенных одного единственно, который был скрыт за семью печатями. Сильно потрясенный видениями человек тут же обозначал себя самым предсказуемым образом. Встречали вампиры одержимую бесами душу прямо на берегу, изгоняя его бесов в стадо свиней, которое непременно паслось рядом, карауля и дожидаясь, чтобы прославить нового брата, тут же взошедшего на небосклоне Вифлеемской. Посмеяться над новым Богом, стараниями тех же свиней, никого из умеющих после расправ не осталось. Люди, не то что про Бога, о себе самих не помнили. Каждый день слышали в себе плач и стенания, и берегли их, как зеницу ока, и плакали вместе со своею душою, которая любила, страдала, скучала сама по себе, указывая человеку пути его. Даже спивалась иногда, или заболевала шопингом, или становилась до того непредсказуемо требовательной, что не имея возможности удовлетворить ее запросы, человек заболевал всеми мыслимыми и немыслимыми стрессами, пичкая душу депрессантами. И уже не мыслил себя иначе, как продолжением души.

Проклятие было самым необходимым ритуалом каждому вампиру, устанавливающем конечное приготовления переселения души в Царствие Небесное. Наложение Проклятия не ограничивало себя ни в чем. Даже золото шло в ход, когда его сулили всякому, кто избавит вампира от его души. Душу обрисовывали мерзким страшным чудовищем, умножающем боли и скорби. В принципе так оно и было: всякое подаяние проклятому обращало на человека часть проклятия от вампира – и он тоже становился жертвой. Иногда Проклятие вылазило наружу демонами в уме человека, соединившись из левой и правой земли, как одно целое, если вдруг одни и те же люди, или похожие друг на друга пробивали сознания человека Проклятием с двух сторон. Иногда такое случалось, когда вампиры недостаточно хорошо изучали найденного человека на предмет души. Случаи такие были не редкостью, но о них старались не упоминать, статистику не оглашая. И язвы, и порчи, и корчи скручивали его посередь улицы, а пророчества, к ужасу народному, вдруг ни с того, ни с сего сбывались. И изгнать беса из одержимого явно уже никто не брался, даже Святые Отцы. Такого человека объявляли одержимым Дьяволом, стараясь или скрыть факт его существования, запирая в клинику для душевнобольных, или изрыгали на Проклятие еще худшее Проклятие, которое усмиряло одно из проклятий. После массового проклятия народа, блаженных в государстве было пруд пруди: вроде и умен, но глуп и недееспособен – одна земля кормит, вторая корчит, психбольницы редко бывали со свободными койко-местами, приходилось выжидать очередь.