И Борзеевич приоделся, помолодел, седые волосы стали у него разноцветными, как его горошины, шляпа была на новый лад, ушанка меховая, как у Маньки рукавички и новые сапоги. Успел он оценить преимущество добротной прочной обуви в горах, и себе тоже все новое запросил. Не то чтобы запросил, намекнул, но Дьявол решил, что надо дать.

А чего жалеть, когда свое все есть?

Дьявол ни на день не переставал обучать их военному делу, мучая дорогой и не изменившись утром следующего дня. Но так красиво, так богато и благодатно было кругом, что Манька и Борзеевич наутро на время не уложились. И тут уж Борзеевич Маньку не винил, понимая, что сам не меньше ее виноват.

Глава 21. И снова в горы

Глава 21. И снова в горы

Идти собирались налегке, много не брали. Зачем, если к утру котелок мог вырастить в себе продукт, который урожаем мог называться? Вари, ешь, а к утру опять котелок полный. Решили – пробегут горы за два – три месяца, а то и меньше. Ступеньки готовы на подъем, лыжи у каждого – широкие, как санки, с креплением для ноги, не длинные и не короткие, и легонькие. У Маньки лыжа была поменьше, чтобы в снегу не тонуть. Рассчитывать лишь на крылья не приходилось. А вдруг в горах они работали еще хуже? Решено было не брать с собой ни пил, ни топоров. Манька сначала воспротивилась, испугавшись, что испортит меч, но Дьявол успокоил:

– Он от безделья тупеет, а не от дела, так что не бойся и смело оставляй все лишнее, – посоветовал он. – И помни – сердца у тебя нет, в нем всем плакальщикам место нашлось.

– Я помню, – ответила Манька.

Расставание было недолгим. Борзеевич потянулся и сказал:

– Ну вот, красное солнышко в горы ушло, и нам пора катится.

Все засмеялись. Русалка, та, что сидела в белом платье, с венком лилий нежно лилового оттенка на голове, сказала:

– Мы, Маня, маму попросили, сирену морскую, каждой каплей сообщать, где ты, что с тобой. Береги себя! Пусть будет у тебя устная и письменная клятва, что не забудешь о доме, о нас. Возвращайся, а мы за домом присмотрим. И за деревом. Да оно и само себя в обиду не даст! И посылать будем с каждой птицей весточки. Борзеевич умеет понимать язык зверей, переведет, если что.

Остальные молча согласились с пожеланием. Манька не привыкла, когда к ней так, по-человечески. Сердце начало щемить, и она встревожилась.

– Вы меня как в последний путь провожаете, – растрогалась она.

– Может и так статься, – не успокоил, а подлил масла в огонь Дьявол. – Будущее неопределенно. Не могу сказать, чем дело закончится, даже я.

– Да что вы все о беде, да о беде, – рассердилась Манька. – Борзеевич, скажи им…