Манька с удивлением прислушалась к голосу…

Она вдруг с отчетливой ясностью поняла: будь у нее другой нож, сотворила бы сейчас непоправимую ошибку. Изба была на месте, и Дьявол, и страшное зеркало… – и полнолуние еще не наступило, и ужаснулась самой себе. Все ее чувства, пережитые перед тем, отлетели в один миг, отделившись от нее и став слезными заверениями той бабы, которая грозилась умереть, если не будет разделенной любви.

Манька проглотила комок в горле и вынула из себя нож.

Баба в голове сразу замолчала, ушам стало тихо-тихо. Даже обычный звон, к которому она привыкла, куда-то подевался. Призрачный клинок сразу стал обыкновенным, только черным, как будто напитался тьмой или кровью.

– Он что, ненастоящий? – разочарованно спросила она, протягивая кинжал Дьяволу.

– Самый настоящий! – Дьявол с удивительной нежностью погладил кинжал и, заметив в стене вбитое в бревно толстое металлическое кольцо с остатками цепи, которое она не смогла достать, легко срезал его, вытаскивая вместе со штырем и бросая ей под ноги. – Он разит врага, даже если враг в тебе! – поиграл кинжалом, вращая его на двух пальцах. Руническая надпись на лезвии и клинке снова наполнилась огнем, очень похожим на огненные струи неугасимого полена.

– Вранье! Как может враг находится во мне? – не поверила Манька, с удивлением разглядывая ровно разрезанный металл.

– Маня, ты несешь в себе Проклятие, твоя душа – благоприятное порождение вампира, и ты спрашиваешь какой враг?! Верь мне, сегодня ты заколола свою болезнь, по имени Суицид! Каждый человек, убивая себя, верит, что именно этот бессмысленный, по сути, поступок (я и так заберу каждого!) убедит воинов тьмы открыть ему волшебные врата в мир добра и света! Но к чему этот разговор?! Я устал прикрывать себя, прикидываясь, будто я, Бог Нечисти, имею в себе от человека, – Дьявол вдруг стал насмешливо угрожающим, наступая на нее. Глаза его стали хищными, полыхнув алчным ядовитым зеленовато-красноватым огнем. – Маня, весь мир, весь мир помнит мое имя, и между делом платит мне страхом! Давай рассуждать здраво: я разве оберегаю проклятых? Разве я мешал им убивать себя? Разве я не позволяю вампирам убивать вас? Мои дети не ждут подаяний, я дал им бессмертие – вечную жизнь без угрызений совести, без боли. Отдал им Царствие Божье на земле, и оставил себе Царствие Небесное, где огонь и сера пожирают ваши внутренности. Я отдал им вас. Одним миром мазаны мои дети и я! Много ты знаешь примеров, когда я помог бы вам превозмочь нечисть?!

– Ну, не знаю, были же герой, – растерялась Манька, попятившись.